Тайна дочери пророка. Рука Фатимы - Франциска Вульф

Странное и одновременно привычное ощущение: в школьные годы она была страстной наездницей – каждую свободную минуту, все выходные дни и каникулы проводила в конюшне. Последний раз садилась на лошадь ровно шесть лет назад, когда начала работать хирургом. Но верховую езду оставила не потому, что та перестала доставлять ей удовольствие. Причиной оказались жизненные обстоятельства. В свободное время она занималась хозяйством, встречалась с друзьями или просто отсыпалась за неделю.

«Хирургия – ревнивая любовница, – сказал в своей речи перед выходом на пенсию ее бывший шеф. – Она не терпит соперниц». До сих пор Беатриче не задумывалась над смыслом этих слов. Но как метко сказано!

На новичков в медицине хирургия действовала отталкивающе. Но тот, кто серьезно увлекся ею и посвятил ей жизнь, четко понимал ее особую роль. Хирургия полностью завлекает врача в свои сети, заставляя его в конце концов благодарить судьбу за сделанный выбор.

Она вздохнула, поняв, что очень скучает по своей операционной: запаху дезинфекции, легкому шуму аппарата искусственного дыхания, прибору ЭКГ, резкому слепящему свету бестеневых ламп… Встать бы снова за операционный стол… Но когда это будет?

Ребенок еще не родился, а потом она долго не сможет работать как раньше. Неужели и впрямь придется сделать паузу на целых три года и посвятить себя только уходу за малышом: менять пеленки, варить каши и все прочее. А какая альтернатива? Таскать его в ясли, вставая ни свет ни заря, а в остальное время отдавать на попечение своим родителям?

Больничные хирурги не работают по укороченному графику. Можно, конечно, устроиться куда-нибудь еще – на полставки. Но не для того она так долго и упорно училась, чтобы вырезать вросшие ногти или удалять липомы, – нет, не к этому она стремилась. Но что остается делать?

И тут внутренний голос приказал ей: «Перестань ломать голову, ты сейчас в Средневековье!» Да, здесь нет проблемы занятости одиноких женщин-хирургов. Маффео же сказал что-то вроде: «У камня всегда свой умысел. Может быть, он забросил тебя сюда, чтобы ты не думала о своих проблемах». Но он же отметил, что эти «путешествия» длятся не более года. А год слишком короткий срок.

Снова вмешался внутренний голос: «Пока ты здесь, пользуйся моментом и наслаждайся жизнью. За это время жизнь может измениться в лучшую сторону. Никогда не теряй надежды!»

На этой оптимистической ноте Беатриче решила отпустить поводья – пусть лошадь перейдет на шаг, – и вдруг ее пронзила одна мысль. Так вот почему перестало ее тревожить странное «путешествие» – она даже забыла о доме! Поэтому же все время откладывала дальнейшие разговоры с Маффео и больше не расспрашивала его о камне. Все, что произошло с ней, – удобный предлог не думать о проблемах, которые ждут ее дома.

Вместо того чтобы позаботиться о себе, взять судьбу в свои руки, она спрятала голову в песок, предпочитая ничего не видеть, не слышать… Радуется возможности отвлечься от своих мыслей и не задумывается, сколько времени прошло, как она оказалась здесь. Должно быть, несколько недель, не меньше. И за все это время не приложить никаких усилий, чтобы постигнуть загадку камня!

Собственное открытие так ее поразило, что она чуть не столкнулась с Джинкимом – тот как изваяние сидел верхом на своем жеребце и вглядывался вдаль.

– Извините! – вскрикнула Беатриче. – Я задумалась…

Он взглянул на нее так, словно только что заметил. Тоже весь ушел в собственные мысли и явно забыл принять свой грозный вид. Удивительно, но без свирепой складки меж бровей он выглядит даже симпатичным…

– Смотри! – Он указал на запад, где в лучах утреннего солнца, как драгоценные камни в золотой оправе, поблескивали купола городских стен и башен. – Там, на горизонте, – башни Шангду.

В дороге они провели около часа и преодолели довольно длинный путь. Шангду виден только потому, что лежит в широкой долине. Еще полчаса – и он исчезнет из вида. Очарованная этой картиной, Беатриче с восхищением любовалась городом.

Благодаря причудливой игре света стены, башни и купола казались почти прозрачными. Такой эффект, по-видимому, был частью замысла зодчих. Город сверкает на солнце, словно выстроен не из мрамора и светлого песчаника, а из дорогого граненого хрусталя, и создали его не люди, а феиг эльфы и духи. Наконец-то до нее дошел подлинный смысл названия Хрустальный дворец: здесь сны и сказки кажутся явью…

– И с этой красотой Хубилай расстается… – тихо проговорил Джинким.

– Расстается? – переспросила она, не понимая, к кому обращены его слова – к ней или к самому себе. – Что вы хотите сказать? И что дальше будет с Шангду?

– Только богам известно! – Монгол тяжело вздохнул. – Хубилай говорит, что вернется сюда летом, когда станет тепло, но я не верю.

Конечно, Джинким не верит – ведь он законченный пессимист.

– А почему?

– Я так чувствую! – И он снова вздохнул. – Шангду ждет погибель.

И вдруг на короткий миг она увидела все глазами Джинкима. Обреченные на запустение, брошенные на произвол судьбы дома и площади… Проходит немного времени, и вот уже окна домов зияют пустыми глазницами, стены осыпаются и ветер гуляет по опустевшим залам… Только мыши, кролики и лисы ищут теперь убежища под его стенами. Все больше приходит в упадок Хрустальный дворец, меркнут былые его красота и великолепие. В конце концов на его месте не останется ничего, кроме пыли и обломков мрамора. И те время неумолимо разбросает по степи. Ежась от холода, Беатриче плотнее запахнула ворот дохи.

– Внимательно смотри! И пусть эта картина навсегда врежется в твою память! – произнес Джинким надрывно, и в его зеленых глазах блеснули слезы. – Сохрани ее в сердце, чтобы потом рассказать своим детям и внукам! Ведь мы последние видим Шангду в расцвете красоты и великолепия.

Беатриче еле сдерживала слезы. Сидя неподвижно на лошади, смотрела, как завороженная, на расстилавшийся под ними город, обреченный на умирание. Не заметила даже, как Джинким поскакал дальше. Лишь голос Марко перебил ее мысли:

– Ах, вот вы где, Беатриче! – И с этим криком он поскакал ей навстречу. – Дядя велел мне разыскать вас – он очень беспокоится. Здесь творится что-то несусветное, весь караван прямо гудит от возбуждения. Что вы здесь делаете?

Беатриче взглянула на его красивое лицо с лучезарной и немного дерзкой улыбкой. А глаза… они прекрасны, но холодны… Нет, ничем она с ним не поделится! Не расскажет, как грустно ей прощаться с этим прекрасным обреченным городом, – все равно не поймет.

– Ничего, – ответила она. – Немного замечталась и забыла обо всем на свете. Простите, я не хотела причинять вам беспокойства.

– Вы не можете причинить мне никакого беспокойства. Для меня большая радость найти вас. – Марко поклонился. – А теперь позвольте проводить вас к дяде, прежде чем он от волнения повернет караван обратно.

Беатриче прищелкнула языком и слегка сжала бока лошади. Там, за ее спиной, в долине, лежит покинутый Шангду… Между мраморных колонн остается и частица ее жизни.