Убийца из прошлого - Моника Кристенсен

Эриксен отошёл на край дороги, туда, где щебень смешался с пожелтевшей прошлогодней травой и землёй. Он стоял и смотрел на бесплодную долину Адвентдален, исчерченную ручьями талой воды с лонгиерского ледника. Несколько оленей осторожно переступали по камням, разыскивая что-нибудь, что можно съесть, – мох или лишайник. Его спутники решили ему не мешать. Когда он повернулся, глаза у него блестели.

– Они давно должны были быть в Исландии. Почему их остановили у Медвежьего острова? Немцы точно их там ждали.

Скоро они подошли к склону напротив рабочих бараков Свердрупбюена. Харальд Ольдерволл заговорил тихо:

– Я с тобой согласен. Наверно, нас кто-то выдал. Но как ему это удалось? Есть только один способ – радио. Радиостанций две: здесь, в Лонгиере, и на борту «Исбьёрна». Я думал, мы их контролируем. Один, что скажешь?

– Это не отсюда. – Он вздохнул и пнул камень. – На парней с Ис-фьорд-радио можно положиться. Они больше суток нас прикрывали, делая вид, что всё хорошо и ледокол на связи. Я вот думаю: вдруг это кто-то в «Стуре Ношке», но такого же быть не может?

Харальд Ольдерволл пошёл было дальше, но Якоб Кремер взял его за руку.

– А если кто-то из группы? Ты ведь был на «Мунине». Мог оттуда кто-нибудь стукнуть? Ты сам сказал: вы стояли у поручней и смотрели, как «Исбьёрн» уходит в открытое море. Как насчёт новичка? Признался тебе, что он из коммунистов. Никто из нас не знает, откуда он взялся, у нас есть только твои слова, что в Финнмарке он вроде как был за тех, за кого надо. Но по выговору он чистый южанин, не так, что ли?

– Чёрт подери, Харальд! Мы могли сами включить в группу доносчика! – вытаращился на него Один.

– Бросьте! Так мы скоро начнём друг друга подозревать. Этого парня так укачало, что он еле на ногах стоял. Давненько не видал я мужика в таком жалком виде. – Харальд даже ухмыльнулся. – Могу написать свояченице в Харстад, если вам так будет спокойнее. Спрошу у неё, что за дела. Трудно будет такое письмо через цензуру провести. Уж и не знаю, сообразит ли она вообще, о чём я спрашиваю.

Поначалу всё шло так, как и ожидали угонщики. Капитан принял управление в самый последний момент, ещё чуть-чуть – и «Исбьёрн» осел бы ютом так низко, что вода залила бы грузовой отсек. «Раскачивается, как пьяный моряк», – сказал вылезший на палубу машинист, сплюнул за борт и снова исчез в машинном отделении. Он сделал то, с чем угонщики, даже подгоняемые смертельной опасностью, не справились и за шесть дней. Запустил трюмный насос. Вода, которая поднялась так высоко, что от топки парового котла её отделяла ширина ладони, начала медленно, словно нехотя, убывать.

Угонщиков заперли в задних каютах.

– Оставьте их на несколько часов без еды, и пусть никто с ними не разговаривает. Тогда они на своей шкуре почувствуют, что такое сидеть под арестом.

Из своей рубки капитан смотрел на свирепствующее море, на волны, которые опадают и вновь поднимаются, высоченные, как холмы. Свежий северо-восточный ветер, дувший уже трое суток подряд, и не думал стихать. Но капитана больше занимало другое. Он достал навигационные карты Гренландского моря и областей к югу от него, определил, где они находятся, и отдал приказ повернуть и взять курс на Медвежий остров.

Первый штурман, увидев карандашные линии на карте, побледнел и изменился в лице.

– Господи! Отец, ты видишь, как близко они были к цели? До Исландии оставалось не больше суток ходу. Им почти всё удалось.

– Почти. Так нет же, куда им, трусливым салагам. Как там машина?

– Возвращается на полную мощность. Из кочегарки вода ушла, грузовой отсек тоже скоро просохнет. Только странно это. Ты как думаешь, было у машиниста время устроить саботаж, когда нагрянули угонщики?

– Не будь дураком! Если б он вытащил заглушку из днища, мы бы через несколько часов рыб кормили. – Но в глаза ему отец не смотрел.

– Да я не это имел в виду…

– Вот и выкини это из головы, мальчик! Лучше возьмись и наведи порядок в рубке. Они тут так насвинячили, что под грязью приборов не видно. И смени рулевого. Опасность ещё не миновала.

Через два дня на горизонте показалось горное плато. Они приближались к Медвежьему острову.

Ближе к ночи они бросили якорь в Южной гавани. Низко над горизонтом висело красное полуночное солнце. Глупыш, летевший следом за ними уже несколько часов, спустился к набегавшим волнам. На берегу не было ни малейших признаков жизни. Норвежская радиостанция располагалась на другой стороне горного хребта. Они были одни.

Якорь отдали, работал только вспомогательный мотор, но второй штурман оставался в рубке за штурвалом.

– Что будем делать с этими, которые под замком? – спросил он сына капитана. Прежде чем предлагать своё решение, второму штурману хотелось выяснить его настрой.

– Это отцу решать. – Он кивнул в сторону радиорубки, где возился с кнопками капитан, вызывая местную радиостанцию.

– Он как раз отправляет телеграмму в Харстад. И в центральное отделение. В конце концов, окончательное решение принимать им.

– А не можем мы пойти на север и высадить их на мысе Линнея? Ведь никто ещё ни о чём не знает. Можем притвориться, что их на борту не было или… или… – У второго штурмана идеи иссякли.

– Ну, на это он ни за что не пойдёт. Если бы никто к ним не переметнулся, разговор был бы другой. Он из-за этого так ярится. Ты знаешь, ему за семьдесят. Он всю жизнь проплавал, повинуясь неписаным законам полярных морей. Затвердил их, когда тебя ещё на свете не было. Для него то, что сделали матросы и кочегары, – бунт. Спроси его, он скажет, что даже смертного приговора…

Он осёкся, потому что в дверях радиорубки как раз возник отец, и выражение его лица не сулило ничего хорошего. Но второй штурман капитана не заметил.

– Смертный приговор? Иди ты! Они же просто юнцы желторотые. Выделывались друг перед дружкой, ну и зарвались. Им хочется с немцами биться – так немцы, чёрт их побери, всю Норвегию под себя подмяли. А вы им продались, вы оба. Что, не знаете, что на Большой земле делается? Издевательства, пытки, убийства – простые люди страдают…

– Так ты, значит, думаешь, что я предатель, – тихо и с горечью проговорил капитан. – Пойди-ка к себе в каюту и перечитай свой контракт. Особенно внимательно – то, что в нём сказано о преследовании твоей семьи. Если мы дадим этим твоим бунтовщикам уйти, как ты думаешь, чем это обернётся для твоей жены и детей? Тюрьмой? Остановятся они на этом, как считаешь? И как поступят немцы с угледобычей на Шпицбергене, если мы тут возьмём моду людей в Англию переправлять? Сколько народу жизнью поплатится, если наши пленники окажутся на свободе? Ты об этом подумал?

– Ну это ведь простые работяги из Лонгиера. А мы у Медвежьего. Никто про нас не знает. Никто нас не слышал несколько суток. Можем сказать, что сбились с курса и…

– Поздно. – Капитан посмотрел на часы. – Телеграмма ушла с Ис-фьорд-радио полчаса назад. Жду ответа. Будем делать то, что скажут, пусть начальство отвечает. К тому же уголь почти весь вышел, едва наберётся четыре тонны. На этом нам до Шпицбергена не дотянуть. Кто-то должен привезти нам мазут. И новых людей. А теперь иди отдыхать. Сделать ты всё равно ничего не можешь. И радуйся, что не сидишь под замком там, в каютах, вместе с другими.