Убийца из прошлого - Моника Кристенсен

Ранним утром 12 июня 1941 года шлюпка переправила арестантов на большой корабль, названия которого они не разглядели. Попав из тёплых и тёмных кают «Исбьёрна» на воздух, они зябли, щурились и моргали. Солнце в небе стояло невысоко и было наполовину скрыто дымкой. Оно напоминало жёлтый воздушный шарик, который отвязался и взмыл над землёй.

– Это ведь не за нами? – спрашивали друг друга моряки. Они не сомневались, что капитан позволит им вернуться к работе, после того как устроит выволочку и крепко выбранит, ясное дело. Не может же «Исбьёрн» плыть дальше, когда у него команда только наполовину укомплектована. Так что они ему нужны. Но на палубе уже стояли незнакомые люди, прибывшие на большом корабле и явно готовые пополнить экипаж «Исбьёрна». Тут до арестантов дошло, что с ними поступят так же, как и с шахтёрами-угонщиками.

Гуннар Педерсен, работавший в «Стуре Ношке» на Шпицбергене, повернулся к остальным с почерневшим лицом.

– К чертям собачьим! Сделаю, что смогу, чтобы вас вытащить. Вот не ждал такого от капитана. Я думал, Хельге – настоящий мужик, а он, оказывается, кусок дерьма. Он вообще за кого?

Но когда они через двое суток наконец прибыли в Тромсё, ему стало ясно, что никто из них никому помочь не сможет.

Управляющий уговаривал фру Халворсен денька на два взять отпуск, сестру навестить, например, – пока всё не закончится. Но она и слышать об этом не хотела. Фру Халворсен словно приклеилась к своему столу в приёмной. То злясь, то отчаиваясь, сидела она на своём месте и ругалась с управляющим, а когда думала, что он её не видит, плакала.

– Что мы можем сделать? Что нам сказать, чтобы их защитить? Как насчёт того, что это мы их командировали на Медвежий? Можем сделать такое заявление? Задание – забрать что-нибудь из старых шахт в Кингсбее.

– С Медвежьего острова, – рассеянно поправил управляющий.

Им ведь никто не поверит, как она этого не понимает? Они ничего не могут сделать. Этой ночью задержанных примет областная тюрьма. Кое-кто из столичного начальства «Стуре Ношке» прибыл в офис в Тромсё, чтобы попытаться повлиять на местное отделение государственной полиции и выхлопотать шахтёрам и морякам смягчение приговора. Якоб Хёде, судовладелец, которому принадлежал «Исбьёрн», воспользовался своими связями и сделал всё возможное. Отвечали всем более чем прохладно. Мол, немцам уже порядком надоели все эти попытки побегов со Шпицбергена.

Управляющий вздохнул и предпринял новую попытку:

– Может, вам поехать к сестре в Тромсё? Всего на несколько дней, чтобы отвлечься? Хирд не оставит нас в покое, пока это прискорбное дело не закончится. Мне известны ваши симпатии. Но, может, не стоит демонстрировать их так явно?

К его крайнему удивлению, фру Халворсен вдруг с ним согласилась. Но причина её сговорчивости стала ему ясна лишь несколько дней спустя, когда она снова вышла на работу и начала рассказывать о своих походах в окружную тюрьму Тромсё.

Задержанных привели в подвал и втолкнули в большую пустую камеру. Там уже собрались немцы и люди из хирда. В течение первого часа их допрашивали, но вопросы не имели никакого смысла, и задавали их наобум. Затем их поставили к стенке и велели держать руки над головой.

– Чего вы от нас добиваетесь? – спросил Гуннар Педерсен. – Вам же известно, что мы ничего не знаем о планах союзников. Мы простые шпицбергенские шахтёры. Мы хотели в Англию, чтобы сражаться за Норвегию.

Говорил он, обращаясь к одному из офицеров хирда. Думал, что тот, сам будучи норвежцем, лучше его поймёт. В ответ офицер несколько раз ударил его по голове тростью. Гуннар упал и лежал не шевелясь. А офицер продолжал его бить и пинать, пока немецкий солдат не схватил его за руку.

Им казалось, что прошло уже немало времени. Часы никому оставить не разрешили. Не оставили даже башмаков и верхней одежды. Одетые в одни трусы и рубашки, они очень мёрзли в тёмном и сыром подвале. Когда Гуннар очнулся, другие стояли на деревянных ящиках, их руки были по-прежнему подняты над головой. Его тоже поставили на ящик, но он не устоял и свалился на пол. Его избивали до тех пор, пока он снова не потерял сознание.

– За что они так с Гуннаром? – шёпотом спросил самый младший, матрос из Тромсё. Ему было не больше восемнадцати. – Разве он провинился больше нас? Через миг его самого сбили с ног и пинали, пока он не затих на полу. Многие из представителей хирда издевательски засмеялись.

– За разговоры наказывают, – сказал один из них. – Понятно вам?

Через два дня их перевели в окружную тюрьму Тромсё. Но пытки и издевательства продолжались. Когда фру Халворсен наконец добилась разрешения на короткий визит, то не узнала ни одного из шахтёров, которых сама же и нанимала. Но слёзы она оставила на потом. Важнее всего было собрать как можно больше сведений до суда. Ведь, как она слышала, для некоторых из них прокурор будет требовать смертной казни.

Захотелось пройтись – так он им сказал. Глотнуть свежего воздуха перед тем, как лечь спать. Все ещё сидели в холле столовой и обсуждали тот стародавний бросок до Ню-Олесунна, так что лучше было ему куда-нибудь сбежать. С ними был Эверетт, который не спускал с него глаз, и он опасался, как бы тот не прочёл по лицу его мысли.

На улице возле столовой никого не было. Он стоял на краю посыпанной щебёнкой площади в самом центре Ню-Олесунна. Напротив него высилась бурая громада гостиницы, а ниже раскинулся район старой шахтёрской застройки – с десяток маленьких, ярко раскрашенных домиков.

Его потянуло к старому деревянному дому – он думал о нём все эти годы. Но идти туда одному не стоило – можно было привлечь чьё-нибудь внимание. Ещё не время.

Было уже далеко за полночь, и на тундру легли тени. Он направился вверх к полуразрушенной шахтёрской бане и давно запертым воротам в заброшенные шахты.

Кнут выложил бумаги из папки пасвикского ленсмана на стол, разложил их в хронологическом порядке и запись за записью проследил всё расследование. Пытался представить, как бы он рассуждал на месте ленсмана.

Некоторые бумаги явно не предназначались для чужих глаз, ленсман писал их для себя, как зарубки на память. Некоторые из них ставили Кнута в тупик, ему не удавалось связать их с остальным расследованием. Ленсман составил список преступлений, в который входили, в частности, ограбление в Киркенесе, необъяснимое убийство в харстадской подворотне, которое произошло как раз в день его приезда туда. Ничего из этого в рапорты для центрального киркенесского отделения не попало. Но складывалось впечатление, что ленсман связывал различные события с маршрутом, по которому шёл убийца.

Последний рапорт датировался 21 июля 1941 года, и речь в нём шла о трупе, найденном в машине священника. Кнут задумался, перебрал несколько листков. Автомобиль с трупом нашли чуть ли не на следующий день после убийства. Так почему же рапорт составлен через три месяца? Похоже, ленсман много времени потратил на то, чтобы выяснить, кем был убитый парень. Сегодня всё было бы гораздо проще – подумал Курт. Если полиция не может идентифицировать жертву, описание жертвы и посмертные снимки немедленно рассылаются по всем полицейским участкам страны. И почти сразу в ответ приходят сообщения о пропавших людях, подходящих под описание. Окончательная идентификация может быть произведена разными способами – по зубам, по отпечаткам пальцев или с помощью ДНК-теста. Кнут склонен был согласиться с ленсманом в том, что это очень загадочное убийство. И, возможно, ведёт напрямую к убийце священника.