Совок-4 - Вадим Агарев

что меня хотят обеспечить почетным, но бесплатным трудом.

— Серега! Друг! — Гриненко отложил в сторону надкусанную котлету и даже вытер губы татьяниным полотенцем, — Вот жопой чувствую, если ты поприсутствуешь, то все у нас получится! И эта сука Сульдина все нам расскажет про нычки Сивого!

Сидящий рядом с ним Боря Гусаров молча приложил руку к груди, показывая, как он солидарен с просьбой своего боевого товарища.

— Ребята, а вы не охерели?! — тихо, но совершенно справедливо возмутился я, — Я не по вашему департаменту числюсь. Я следователь! Это раз! Но и хрен бы с ним, помочь я вам всегда готов. Да только вы же знаете, что я права не имею теперь в это дело соваться! По закону не имею! На мне и без того грехов перед прокуратурой, как блох на собаке!

Я уставился на оперов, ожидая, что, осознав абсурдность своей просьбы, они смутятся и отвалят с извинениями. Но не тут-то было. Опера были операми и ради раскрытия преступления они были готовы на любую бестактность и беззаконие.

— Да ладно, Серег! — заговорщицки подмигнул мне Стас, — Дело же в производстве у Эльвиры Юрьевны! — и зачем-то снова подмигнул.

Какое-то время я матерился, стараясь не не сильно трясти головой. Потом завод кончился, а Гриненко и Гусаров по-прежнему сидели на кухне. Сидели молча, но всем своим видом отказываясь уходить и изображая сирот. Я встал и пошел собираться.

Халявное мясо Таисьи Сульдиной

Опера уже минут сорок морозили сопли у служебного выхода пищеблока роддома № 2. А я, в отличие от них, сидел в теплом салоне машины и контролировал выход из родильного отделения. На всякий случай. Я сам придумал себе это бессмысленное, но зато теплое занятие. Просто, чтобы не мерзнуть вместе с двумя оглоедами. Пока Сульдина не затарится на кухне стыренным мясом, она нам без интереса. И мы ей, справедливости ради стоит отметить, тоже до фонаря.

В очередной раз дверь родильного цеха отворилась и вместо незнакомого медперсонала показалась очень даже знакомая Таисья Тихоновна. Планы оперов рушились напрочь. Сульдина должна была выйти из пищеблока, но никак не отсюда. Значит, сегодня не её воровской день. Смущало лишь одно — в её руках помимо нормальной женской сумки, была еще и объемная дермантиновая. И она не была пустой, судя объему и по тому, как скособочившись, ее держала ненавистная нам санитарка. Может быть она сходила на кухню, затарилась там мясом и внутренними коридорами вернулась назад? Зачем? Любит риск?

Просигналив дважды, как и договаривались, я вышел из машины, и двинулся наперерез Сульдиной. Та, увидев меня, моментально сориентировалась и бросив поклажу, кинулась бечь вдоль здания прочь от меня. Прямо через заросли не по-летнему жестких, как колючая проволока, кустов. Мимо пронесся Борис. Уйти от такого спринтера у Таисьи шансов не было, поэтому я развернулся и пошел к добыче. Сумку уже потрошил азартный Гриненко.

— Что это? — тыкал он пальцем в лилово-темнокрасные лепешки, — Ливер что ли?

— Плацента это, товарищ старший лейтенант! Послед, — Это то самое, что вслед за ребенком выходит, — уже догадываясь, на чем демпингует в своем бизнесе тетка Сивого, пояснил я.

В прошлой жизни мне пришлось однажды принимать роды прямо на месте происшествия. И поэтому я понял, что пищеблок роддома Сульдина не обкрадывала. Не было ей в том никакой нужды. У нее был другой источник бесплатного и вполне качественного мяса.

Глава 16

— Вот же бл#дь! — оперуполномоченный Станислав в панике выдернул руку из сумки и начал суетливо вытирать об штанину свой любопытный палец, — Застрелю паскуду!

Мне стало обидно за многострадальную женскую плоть и за родовые муки всего бабьего сословия.

— Стас, а ты, когда девок в койке по кунке гладишь, потом тоже каждый раз бегаешь к своим штанам, чтобы руку вытереть? — поинтересовался я.

Товарищ сначала злобно, а потом еще и растерянно посмотрел на меня.

— Да иди ты! — раздраженно огрызнулся Гриненко, — Вот, что вы за люди такие, следаки? Вечно любите поумничать! Сравнил тоже! Живая п#зда и вот это! — он пнул тяжелую сумку из кожзама, набитую несостоявшейся радостью привокзальных гурманов, — Пойду, лучше, Боре помогу!

Гусаров тем временем всё никак не мог одержать победу над вороватой Сульдиной. Не решаясь успокоить ее уместным в таких случаях ударом в ухо или по печени, он тщетно пытался скрутить визжащую и, как юла, вертящуюся на еще толком не оттаявшей земле, Таисью.

— Не поможешь ты ему, она вам обоим только рожи расцарапает. Жди здесь и трофей сторожи! — скомандовал я и пошел к непримиримому дуэту мента и криминальной санитарки.

— Сульдина! — подойдя, гаркнул я, а через секунду добавил уже тише, — Ты, падла, чего бузишь? Хочешь, чтобы все в округе прямо сейчас узнали, чем ты людей кормишь и что у тебя в сумке лежит?

Визг прервался моментально. Равно, как и прекратилось сопротивление работнику милиции. Торговка молча поднялась на ноги и безропотно позволила Борису произвести ей традиционный загиб руки за спину.

— Отпусти ты её, некуда ей бежать! — порекомендовал я оперу, — А ты, Сульдина, отряхнись как следует, иначе пешим порядком за машиной поскачешь!

Бойцы уголовного сыска зажали промеж собой на заднем сиденье Таисью. Свою воровскую сумку она всю дорогу продержала на коленях. Так мы и добрались до райотдела. Сульдина промеж оперов сидела смирно и безмолвно, как мышка под веником. В РОВД также вошла не дернувшись. И далее, по пути в крыло ОУР тоже вела себя очень прилично.

За нашей процессией увязался вышедший из приемной начальника РОВД его зам по опер капитан Захарченко. А увязался он, увидев меня. Намереваясь, очевидно, получить объяснения всех форс-мажорных обстоятельств, сложившихся вокруг меня и с моим участием за последнее время.

— Вы куда? — глядя на меня, спросил Захарченко у Стаса.— К нам в кабинет, товарищ капитан, — вежливо приостановился Гриненко, — Вон, с воровайкой работать будем! По нычкам Воронецкого. Вы же сами дали указание активизироваться по их общаку! — раньше времени сдал все наши благие намерения опер.

— А следователь здесь причем? — по-прежнему рассматривая меня, продолжил пытать Стаса Захарченко.

— Ну так это же он её задержал, — начал уже понимать свою промашку слишком откровенный с начальством опер, — И вообще, — он уже более уверенно и определенно добавил,