Невольница: его проклятие - Лика Семенова

счета. Я смертельно устал, будто несколько лет без остановки поднимался по дворцовой лестнице размышлений. Бесконечно, день за днем, едва волоча ноги. Вместо облегчения и восторга триумфа я получил груз, который угрожал меня раздавить.

А теперь еще и это дерьмо, которое совершенно выбивало из колеи.

Я активировал карту: у Каменного сада горело зеленым — застать Торна дома в этот час было почти немыслимо. Впрочем, как и в любой другой.

Я нажал на кнопку связи с пилотом:

— К Каменному саду.

Корвет резко развернулся вокруг исполинской колонны Пирама II, увенчанной титанической статуей, и юркнул под арку моста. Статуя представилась утопленной, а бесчисленный транспорт вокруг — косяками шустрых рыб. Я бы нырнул. На самую глубину, где ни людей, ни звуков. Когда я так отдыхал в последний раз? Не помню. Черт подери, не помню.

Винс удивился, если не сказать ошалел. За все время я был у него раза три — не больше. Он квартировал в одной из высоток и занимал целый этаж.

Он встретил в халате:

— Не ожидал, ваше сиятельство.

Я хлопнул его по плечу:

— Ты дома… удивлен.

— Увольнительный. Ты вовремя. Мне отчитались буквально пять минут назад — не успел тебе сообщить. Ищейки полагают, что периметр поиска нужно сократить до трех кварталов, — Винс развернул световую карту и ткнул пальцем в паутину, часть которой окрасилась красным: — Семи судов, Галактической Биржи и Старого невольничьего рынка.

Ее следы терялись в районе Биржи. Биржа имела свои внутренние стартовые платформы — Эмма могла оказаться в любом месте планеты. Но у ищеек свои надежные источники, они не раскроют их даже Императору. На то они и ищейки. Если они ограничили территорию…

Ответ напрашивался только один, но я не хотел в это верить:

— Бордель? — Я не мог даже вообразить, что ее касаются чужие руки: — В районе Семи судов десятки борделей.

Винс скривился, покачал головой:

— Не думаю. Это довольно глупо. Она слишком приметная. К тому же, вся эта история с Советом… Надо быть совсем без мозгов, чтобы ее принять.

— Это самый очевидный вариант. Рынок — абсурд. Биржа — сам понимаешь. Там только магазины и жилые дома.

Я закурил, подошел к окну, глядя на снующую в сумерках вереницу корветов, подсвеченных всеми мыслимыми цветами. Неужели Вирея дала мне намек? Или все же обмолвилась для красного словца? Бордель… Твою мать, это вполне похоже на женскую месть.

Я повернулся к Винсу:

— Содержатели маленьких никогда не рискнут, а вот больших… Какие самые крупные? Это ты у нас специалист по борделям.

Он отмахнулся:

— Перестань. Ты знаешь, что это не так. Морган — твое же поручение.

Я махнул рукой, сейчас даже подначивать его не было настроения. Он вновь ткнул в карту, окрашивая паутину зелеными квадратами:

— «Райский цветок», «Соблазн» и «Парящая дева». Самый крупный — «Райский цветок».

— А у которого скандальнее репутация?

Винс пожал плечами:

— Пожалуй, «Соблазн» и «Дева». В первом частые драки, а второй… сам знаешь — из-за Кара и прочих. — Он помедлил: — Неужели ты, впрямь, думаешь, что Тенал опустится до такого? Может, все же квартира?

Я вновь закурил и отвернулся к окну:

— Этот говнюк способен на что угодно. И он, и его дочь перешли все границы. Как только все закончится — я потребую развода. Диктовать мне правила. Да он просто охренел. — Я покачал головой: — Нет, Винс, не квартира — это слишком просто.

Увы, это слишком просто…

— И что тогда делать?

Я пожал плечами. Да черт его знает, что делать — я не могу брать штурмом бордели.

— Как минимум, послать проверенных людей, чтобы поглядывали. Но это чушь, так, для очистки совести. Если кто-то из содержателей, действительно, рискнул взять ее к себе — ее никогда не покажут. Винс, ты теперь не должен там появляться. Все знают, что ты мое доверенное лицо.

Он скривился:

— Да брось, мне не запрещено.

Я покачал головой:

— Это приказ, Торн. Пока все не закончится, чтобы ноги твоей не было в борделе.

Глава 43

Я жила в бесконечном тягучем кошмаре. Больном сне, когда ничего, по большому счету, не происходит, но ты вязнешь в клейкой тошнотворной неге. К счастью, здесь была Лора. Она — осколок моей прошлой жизни, и если закрыть глаза и включить воображение, можно было бы подумать, что мы сидим на моей маленькой кухне, припудренной вездесущим песком. Болтаем о ерунде. Разве что пахло по-другому. Теперь все было пропитано удушливыми духами, а от Лоры несло табаком.

Она знала о том, что меня разыскивали. От Торна. Спрашивала, спрашивала… Я рассказала все — умолчала лишь о Гекторе. Я просто поймала себя на мысли, что мне нужно выговориться. Озвучить, выдохнуть, вытрясти из себя часть слов, как мусор, как мелкие отлетевшие детали. Я будто становилась легче, невесомее. Говорила о Добровольце. О его голове. О странной перемене де Во. О полукровке. Даже о порке. Только не о Гекторе. Не хочу. Я чувствовала себя полной дурой. А Лора непременно раздует романтическую небывальщину, от которой станет противно.

Не хочу ее фантазий.

Лора теперь могла реже выходить в общий зал, но все же спускалась в те часы, когда обычно приходил Торн. Только возвращалась без добрых вестей. Не было ни Торна, ни долговязого мальчишки, которого он обычно сопровождал. Может, он уехал в какой-нибудь гарнизон? Каждый вечер я надеялась на добрые вести, но каждый вечер Лора возвращалась ни с чем. Порой я думала, что она просто врет, никуда не ходит. Может, так и есть, но эта мысль отбирала надежду.

Лора вошла и встала у самой двери, прислонилась спиной к стене:

— Она хочет, чтобы ты пришла к ней в кабинет.

Я поднялась со стула у черного окна, внутри все замерло:

— Зачем?

Лора пожала плечами:

— Не знаю, не сказала. Думаю, приняла какое-нибудь отвратительное решение.

Сердце заколотилось, в груди разлился холод. Но выбора не было.

Мы вышли в коридор. Лора толкнула одну из одинаковых дверей, за которой оказался черный ход. Мы долго петляли в лабиринте тускло подсвеченных коридоров, несколько раз спускались и поднимались по ступенькам. Жирной жабе не откажешь в осторожности. Казалось, ее крысиные ходы опутывают всю планету. Наконец, мы остановились перед дверью. Лора громко постучала и нажала на полочку ключа.

Кабинет этой суки. Снова красный, в тошнотворном оттенке цветов бондисана, от которого мутило. Все стены завешаны бархатом. Здесь тяжело дышалось. Хозяйка сидела за столом и курила сигарету в длинном мундштуке. На