Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России - Александр Лукомский

За ошибки Драгомиров не взыскивал, но строго карал за саботаж, за уклонения, за обман (очковтирательство), за отсутствие заботы о солдатах, за преступные деяния.

Все это, конечно, требовало от командного состава постоянной, повседневной и большой работы. А это многим не нравилось.

Так как система воспитания и обучения войск, проводимая Драгомировым, требовала, прежде всего, большой и систематической работы со стороны старшего командного состава и так как за невыполнение требований, предъявляемых командующим войсками округа, в первую голову страдал именно этот состав (Драгомиров, придерживаясь поговорки, что рыба с головы вонять начинает, прежде всего отрубал вонючую голову), то, естественно, больше всего недовольных Драгомировым оказывалось среди именно этого старшего командного состава. Лица из этого состава, так или иначе обиженные Драгомировым, и создавали легенду о грубом обращении командующего войсками с командным составом и о якобы подрыве престижа, а следовательно, о подрыве Драгомировым дисциплины. Особенно шумели из числа пострадавших те, кои имели в Петербурге связи и, вынужденные оставить Киевский военный округ из-за «притеснений Драгомирова», переводились в другие военные округа. А таких было довольно много.

Прослужив в Киевском военном округе в бытность М.И. Драгомирова командующим войсками с 1897 по 1903 год, зная по рассказам о деятельности Драгомирова как командующего войсками в предыдущий период (с 1889 г.), а также проштудировав все приказы и приказания по округу за все время пребывания М.И. Драгомирова в должности командующего войсками Киевского военного округа, я могу констатировать:

1) Резок с командным составом М.И. Драгомиров был только в исключительных случаях, когда видел умышленное нежелание выполнять его требования и когда вообще церемониться не приходилось. Это относится как к приказам по округу, так и к личным разносам.

2) Были очень редко случаи разноса начальствующих лиц в присутствии подчиненных, но они вызывались каким-либо исключительным безобразием или являлись следствием того, что какой-либо отдельный случай выводил из себя М.И. Драгомирова. М.И. был вспыльчив, и бывали случаи, что он срывался. Но если это случалось без особо серьезных причин, М.И. быстро отходил и заглаживал свою резкость.

3) Младшие офицеры страдали очень редко. Больше доставалось старшим и обыкновенно тогда, когда М.И. Драгомиров решал, что данное лицо уже больше не может оставаться на занимаемом им месте.

Много нашумел в свое время один из первых приказов М.И. Драгомирова по округу (если не ошибаюсь, в 1889 г.), который начинался фразой: «В войсках Киевского военного округа дерутся.»

По поводу этого приказа было в свое время сказано много жалких слов: «Дерутся во всех округах, а не только в Киевском»; «Случаи, когда офицеры, фельдфебеля или унтер-офицеры закатывают в морду солдату, конечно, бывают, но в частях Киевского округа не больше и не чаще, чем в частях войск других округов»; «Судя по приказу генерала Драгомирова, можно подумать, что „мордобойство“ введено в систему в войсковых частях Киевского военного округа. Это ложь»; «Приказ генерала Драгомирова – это вынесение сора из избы; он на руку всякой социалистической сволочи.»; «По закону, конечно, бить по морде не разрешается. Начальство и командующий войсками могут, конечно, наказывать виновных и предавать их суду, но зачем же звонить об этом в приказе.»; «Своим приказом о „мордобойстве“ генерал Драгомиров подрывает дисциплину, возбуждает солдат против офицеров, подрывает офицерский престиж».

Если внимательно продумать все эти нападки на генерала Драгомирова за его приказ, то ясно станет, что их лейтмотив: Зачем выносить сор из избы? На этом и надо остановиться.

В нашей армии с незапамятных времен вплоть до катастрофической революции 1917 года неправильное понимание «чести полка», «чести мундира» заставляло культивировать принцип не сметь выносить сор из избы. Провинившихся членов полковой семьи старались без шума куда-либо спустить, всячески замазывая «историю». Граф Толстой в своем романе «Война и мир» талантливо это отметил. Попытки отдельных военных авторитетов это изменить, доказать, что гораздо лучше для той же «чести полка» открыто отмежеваться от мерзавца, заклеймить его, отсечь вредный член, никогда не достигали должного результата. Это ошибочное понятие о «чести полка» как-то вошло в плоть и в кровь нашей армии, и переделать это никто не мог. (Я помню случай, относящийся к мобилизации 1904 года, во время войны с Японией. Я тогда был старшим адъютантом мобилизационного отделения штаба Киевского округа. Была объявлена мобилизация 10-го армейского корпуса и входящей в его состав 10-й кавалерийской дивизии. Вслед за этим я получил телеграмму от командира одного из полков 10-й кавалерийской дивизии с просьбой назначить какого-то поручика из запаса не в их полк, а в какой-нибудь другой. Я ответил телеграммой, что это может быть сделано лишь после получения разъяснения, чем вызвана эта просьба и если она будет признана уважительной. Дня через два мне было доставлено с нарочным письмо от командира полка, в котором сообщалось, что этот офицер служил прежде в этом полку, но проворовался (украл золотой портсигар у своего приятеля), был уличен и, дабы не позорить чести полка, ему было дано два месяца отпуска, за время которого он должен был убраться из полка. Офицер этот действительно куда-то перевелся, но и там у него была грязная история, и его заставили уйти в запас. Письмо заканчивалось просьбой назначить этого офицера в какую-нибудь другую часть, так как «Вам должно быть понятно, что он не может вернуться в наш полк». Я доложил это письмо начальству, и мне было приказано ответить командиру полка, что этот офицер не может быть назначен ни в какую другую часть. Что, так как полк сам виноват в том, что этот мерзавец в свое время не был предан суду чести и не был исключен со службы без права зачисления в запас, то пусть сам полк за это теперь и рассчитывается. Этот офицер был назначен в свой полк, и командир полка предал его суду чести, по которому он был исключен со службы. Таких примеров можно было бы привести много.)

М.И. Драгомиров боролся против этой «системы», но и он ничего не достиг.

Много разговоров вызвал в войсках не только Киевского военного округа, но и в Петербурге случай, бывший с самим М.И. Драгомировым на маневрах через год после его приказа «В Киевском военном округе дерутся.», случай, который стал широко известен и который злорадно подхватили очень многие. Пропуская мимо себя какую-то часть, генерал Драгомиров остановил повозку обоза, на которой сидел какой-то солдат. «Почему ты не в строю, а на повозке?» – «Так что, Ваше Высокопревосходительство, я ноги натер». – «Слезай с повозки и разувайся».

Солдат неохотно слез, снял сапоги и портянки. Ноги оказались в полной исправности. Генерал Драгомиров обозлился, выругал солдата и несколько раз огрел его своей палкой (будучи раненным в колено во время Шипкинских боев 1877 года, М.И. Драгомиров прихрамывал и всегда ходил с палкой). Затем, как мне рассказывали, М.И. тут же присел на камень и, махнув рукой, сказал: «Да, в Киевском военном округе дерутся.»

Враги М.И. Драгомирова еще указывали на то, что приказ по округу – о том, что «дерутся», – выставил офицеров как каких-то извергов, истязающих солдат. Что так это понято широкими массами и иностранной прессой. Что этим нанесено тяжкое оскорбление всему корпусу офицеров, всей русской армии.