Цена свободы. Дверь через дверь - Андрей Александрович Прокофьев

не показалось, тоже успело изменить наполнение, а всё от того что, достигнув двери, обернувшись назад, он получил возможность увидеть свой крохотный мир в полном объеме – это был не закуток, это был коридор, коридор между дверьми. Продолговатый, длинной пять-шесть метров, шириной меньше трех метров, тот самый, что отделял одну дверь от другой.

Рука нащупала, лишь обозримую до этого, ручку. Осталось неизвестным, сколько держался за ручку, сколько оставался в нерешительности, боясь произвести самое важное движение в жизни. Но ведь и крайне интригующее, и волнительное не может длиться вечно, Егор, глубоко выдохнув, потянул дверь на себя. Ошибки не случилось. А спустя мгновение, он ослеп. Глаза не справились с огромным потоком света. Ничего не видя, ощущая сильное головокружение, Егор, шатаясь, с каждой секундой теряя равновесие, выполз в пространство доступного мира. Дальше силы оставили Егора. Зрения по-прежнему не было, не держали и ноги. Всё плавало, тошнило. Егор начал задыхаться, а спустя еще несколько секунд, упал животом вниз, потеряв сознание.

Вновь накрыла полная темнота. Вновь пропала реальность. Вновь не было никаких ощущений. Оставалось дождаться следующего раза, когда пленка странностей отмотается назад, и он, в очередной раз, окажется в пределах своего ограниченного мира. Но случилось иное.

Сначала начал разбавляться сумрак. Завеса небытия испытывала атаки со стороны вспышек и очень отдаленных звуков. Затем стали ощущаться границы, возле которых судорожно металось собственное сознание. Ударялось и отскакивало. Пробовало вновь и вновь. Пыталось найти слабое место. Терпело неудачу, и вновь отскакивало, чтобы, усилив интенсивность, с еще большой силой, продолжить запланированное. Границы же двигались. Были они непривычно эластичными, крайне неестественными. Но не пускали, сдерживали сконцентрированный натиск, в который сейчас вместилось всё, что мог отдать Егор, что могло дополнить его неосознанное желание преодолеть последнею черту. Только состояние, с ним натянутый отрезок времени, не могли обмануть. Вся эта конструкция не была настолько прочной. Она начинала уступать, она смещалась. Еще немного времени, лишь один дополнительный интервал, – и рухнет, заменив одно другим.

Момент замены остался неопределенным. Сильные толчки в плечо – это было первое, что явилось признаком возвращенного мира. Кто-то тряс Егора, кто-то пытался перевернуть его на бок. Сильная, нестерпимая боль прорезала глаза. Лишь мутная пелена, какие-то фрагменты, в них до конца несформированный облик человека – первого человека, за много, очень много лет.

– Что с вами, вам плохо, вы меня слышите.

Егор осознавал, что хорошо слышит слова, что понимает их смысл, и это приносило ощущение эйфории: он среди людей, они его видят, они принимают его за себе подобного, а значит, чудо всё же свершилось, он добился того, о чем еще недавно мог только мечтать.

– Вы меня слышите? – вновь раздался голос.

– Да, я слышу – невнятно и расплывчато произнес Егор.

– Так вам нужна помощь? – учтиво спросил голос.

Сейчас Егор уже мог разглядеть, что перед ним находился мужчина преклонных лет, у которого имелась аккуратная, профессорская, бородка. В придачу к ней добрые глаза, дополняемые мягкой интонацией голоса, с которой и справлялся, о состоянии здоровья Егора, этот мужчина.

– Нет, я хорошо себя чувствую – уже более четко ответил Егор и даже попытался улыбнуться.

– Но ведь с вами все-таки что-то произошло и, наверное, всё же лучше будет вызвать медиков – выразив сомнение, произнес пожилой мужчина.

– Нет, точно, нет – произнес Егор.

Незнакомец смотрел на Егора. Егор широко улыбнулся, посмотрев на своего собеседника. Глаза наполнялись ликованием. Он глубоко и чисто дышал, а через секунду схватил незнакомца за руку, начал её сильно трясти.

– Спасибо друг, большое тебе спасибо. Ты уже сделал больше чем, можешь себе представить.

Пожилой мужчина явно ничего не понимал. Происходящее выглядело странно, но исходящая от необычного мужчины энергия не давала усомниться в том, что с ним всё нормально, никакой помощи не нужно.

Так оно и было.

Егор, не теряя времени, двинулся по хорошо знакомой улице. К нему стремительно возвращалось осознание, бывшее не только зрительной памятью, не только памятью, в прямом смысле этого слова, но и чем-то дополнительным, что не удавалось идентифицировать. Лишь легкость, с ней переполнение, с ней головокружение, от чувства необъятной эйфории. Что-то нереальное, еще десять метров, и если не сбавить скорость, то обязательно взлетишь.

Чистота майской свежести кружила сознание. Воздуха не хватало. Хотелось больше и больше, до бесконечности, чтобы раствориться в безграничном объеме. Только одному, лишь одному. Всё это, для одного, бескрайним пространством завораживающего действа. Сделать пять шагов, затем оторваться от земли, не почувствовав самого момента, потому, что и сейчас в невесомости, потому, что каждое движение дублируется потоком одурения. Всё можно отдать. Всё, что было, всё, что будет, и даже то, чего никогда не было.

Простые виды, обыкновенные женщины. Зелень, распустившаяся импульсом новой жизни. Умопомрачение, в самом наивысшем виде, и не простые виды, и самые необыкновенные женщины, и только для того, чтобы ты это почувствовал, распустилась после теплого майского дождя чарующая зелень заждавшихся тебя тополей.

В кружении, в водовороте – исчезнуть, нарушив невозможное напрочь. Не заплатить, а бросится напролом, сгореть от одного лишь прикосновения свободы. Свободы дыхания, свободы мысли, свободы слова, свободы самой жизни. Боже, какие простейшие слова, какие незаметные и обыденные, но не мне, не тому, кто ощутил возможность иметь, кто утонул, испытывая невиданное блаженство, кто умер, чтобы родиться вновь. От всего отречься, всего лишь почувствовав. Боже, какая колоссальная цена! Какой трепет, какой восторг. И идущая навстречу девушка смущенно улыбнулась. Очарование её прелестных глаз дополнил майский чуть ощутимый ветерок. Смешалось прошлое и будущее. Нереальность настоящего уничтожила собственное откровение.

Всё реально. Я реален, я во всем этом. И пусть плохо слушаются ноги. Пусть одурманенное сознание спешит в сторону широкого, чистого проспекта, со звуками, с движением, с тем, что жизнь, самая обычная, и самая невероятная. Прочь сравнения, прочь назидательность раскладов. Эта весна – она моя. Этот свежий прилив счастья – он принадлежит только мне. Поберечь минуты. Остановить течение времени. Этот момент – он не повторится никогда, он дан единожды, он пришел, чтобы возможным стало подлинное блаженство воскрешения из мира мертвых, холодных теней.

Один перекресток сменился другим. Сотня человеческих лиц промелькнула перед Егором. Сотня попутных и встречных автомобилей промчались по своим делам. В обозрении показалось старинное, большое здание из красного кирпича, – и вот только здесь подкралось неприятное, всё же догнало, как бы быстро ни двигался, как бы ни пытался сбежать.

Прямо пред Егором находилось то место, к которому его притянуло, к которому двигался неосознанно, но неотвратимо. Позолоченная крупная табличка