Цена свободы. Дверь через дверь - Андрей Александрович Прокофьев

– А как остальные, ну, по делу Свиридова? – спросил Андрей Алексеевич.

– Вы же досконально изучили дело – удивилась Наталья Васильевна.

– Видимо, что нет. Как-то вылетело из головы – улыбнувшись, отреагировал Андрей Алексеевич.

– Четверо скончались в течение первого месяца. Еще четверо присоединились к своим товарищам в течение последующих пяти лет. А вот остальные, включая Свиридова, который единственный жив и по сей день, прожили довольно долго. Некий Колесников Артем умер всего год назад, от обширной онкологии головного мозга – проявив полную осведомленность, пояснила Наталья Васильевна.

– Да, да, теперь припоминаю, один из этих старожилов умер от инсульта два года назад. И что особенно интересно, что из тех, кто не погиб в первый календарный месяц, трое скончались в один день, в день применения вещества, но в разные годы – дополнил Андрей Алексеевич.

– Еще в этот самый день умер один из тех, кто ни протянул первого месяца – произнесла Наталья Васильевна.

– Не совсем понял. Как такое может быть. День в год бывает лишь один – удивился Андрей Алексеевич.

– Самый первый скончался в этот же начальный день, спустя всего два часа после инъекции – терпеливо пояснила Наталья Васильевна.

– Всего четверо, четверо в один день – задумчиво проговорил Андрей Алексеевич.

– Что-то вам напоминает? – спросила Наталья Васильевна.

– И да, и нет – ответил Андрей Алексеевич.

– Мне тоже – произнесла Наталья Васильевна.

– И всё же, я часто думаю, о возможной ошибке, о неправильной дозировке вещества. Почему нельзя предположить, что Александр Николаевич мог ошибиться, или может, специально сделал не так, как нужно. Опасные сомнения, но сейчас, Наталья Васильевна, спустя годы, почему ни подумать о таком сценарии развития событий – задумчиво, не смотря на Наталью Васильевну, произнес Андрей Алексеевич.

– Конечно, возможно всё. Только Александр Николаевич был профессионалом высшей категории, и убежденным, политически верным сотрудником. Не мне вам говорить об этом. Поэтому, с трудом могу представить вероятность осознанного действия. А вот ошибка, от нервов, перенапряжения, здесь вполне может быть. Знаете, я и сама часто думала об этом, наблюдая за странными изменениями в облике и поведение Свиридова. Но уверена, что если это и случилось, то большого вреда нет. Свиридов от нас никуда не денется, а вот для наблюдения, для изучения, получается, что еще интереснее – выразила своё мнение Наталья Васильевна.

– А когда вы в последний раз наблюдали изменения, появление осмысленного взгляда? – спросил Андрей Алексеевич.

– Недавно, буквально, позавчера. Длилось явление дольше предыдущего раза. Затем он вновь впал в обычное состояние – ответила Наталья Васильевна.

– А динамика, тенденции? – спросил Андрей Алексеевич.

– Осмысленное выражение глаз с каждым разом становится всё более длительным. Началось с десяти минут, а сейчас уже два часа. Поэтому, собственно, происходит наш с вами разговор – ответила Наталья Васильевна.

– Других изменений пока нет – как бы спрашивая, и в тоже время, констатируя факт, произнес Андрей Алексеевич.

– Нет, пока нет – подтвердила Наталья Васильевна.

– Странно выходит, я не о судьбе преступника, хотя с этого мы начали разговор, а вот время. Полных тридцать три года. Мне в тот период, когда Александр Николаевич ввел инъекцию, было всего два года от роду, и я понятия не имел о чем-то вообще. Не говоря уже о том, что имело место в пространстве вот этих зданий.

Андрей Алексеевич продолжал сидеть на диване. Рядом с ним, за столом, сидела Наталья Васильевна. За окнами было темно. Осенний, пасмурный вечер, с полностью безветренной погодой, когда наконец-то опустилась к земле полная, чарующая тишина, когда в совершенной темноте чувствуется, что близкая ночь остановилась в одном лишь шаге. Стоит и не двигается. Стоит и ждет, когда эти люди оставят в покое множество нерешенных и ненужных вопросов, отправятся домой, где ждет их всё то, что не имеет никакого отношения, даже мысленно, не может соприкоснуться с тем, что есть здесь, что здесь было, что здесь еще будет.

– Наталья Васильевна, а мама Свиридова она могла догадываться о том, что её сыну была принудительно поставлена инъекция? – неожиданно спросил Андрей Алексеевич.

– Нет, она была уверена, что её сын сошел с ума. Она неоднократно говорила: он и раньше был не от мира сего, я замечала, но я ведь ничего не понимала, не думала, что это приведет к чему-то опасному – ответила Наталья Васильевна.

– Думаю, что она говорила неправду, или убедила себя в этих выводах после. Егор был не один. Общения между родителями приговоренных преступников не могло полностью проконтролировать даже наше образцовое ведомство – не согласился Андрей Алексеевич.

– Но ведь её не сразу допустили сюда – произнесла Наталья Васильевна – И преступников, по делу Свиридова, не содержали в одном месте. Все они были распределены на группы и оказались на очень большом расстоянии друг от друга – продолжила Наталья Васильевна.

– Еще полное отсутствие информации. Были, и в тоже время, как бы их и не было – мрачно и жестко произнес Андрей Алексеевич.

5

Когда после долгого перерыва Егор увидел мать впервые, то он испугался. Только теперь можно было сопоставить временные контуры, упорядочить и осознать течение, которое двигалось в стороне от него, но было неизменным, а значит, и он, оставаясь за плотной ширмой, всё одно был вовлечен в общий процесс. Сколько лет? Двадцать лет, двадцать пять лет, которые показались часом, и то, если сложить все отрезки, что предоставил темный и мрачный закуток.

Никак не меньше. Никогда не представлял, никогда не думал, и в то время, которое вернулось к нему, на которое и понадобилось употребить всю представленную энергию, мать виделась немолодой женщиной. Пусть и не очень старой, но уже тогда, с солидным жизненным опытом. Жаль, но имелись пробелы. Существенные, где в стороне осталось детство, где до конца непонятно было неистовое стремление. Последнее, лишь вереница событий, фраз, обрывков, над которыми он сам, и то, что привело к трагическому исходу. Без содержания. Без вдохновения. Констатация – очень глупое определение. Сейчас, когда удалось осуществить задуманное, отворив дверь из своего убежища, в пространство доступного мира.

Совершенно неожиданно, от того банальным испугом заперло дыхание. Неверие сковывало движение. Он сделал шаг, за ним еще один, и вплотную оказался возле двери. Тяжело дыша, думалось, что сейчас не поднимется рука, что обязательно произойдет что-то, что остановит, что не позволит переступить границу. Но ведь при этом не было ощущения обмана. Дверь не может обмануть, точно не сделает этого. Только до неё. Только это ограниченное пространство, которое сейчас, и это