Повседневная жизнь советского крестьянства периода позднего сталинизма.1945–1953 гг. - Олег Хасянов

Таким образом, рождение ребенка становилось обстоятельством, усложняющим хозяйственную жизнь крестьянки-колхозницы. Нередко правления сельскохозяйственных артелей, пользуясь правом, предоставленным Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 апреля 1942 г. «О судебной ответственности колхозников за невыполнение минимума трудодней», отдавали колхозниц под суд. Так, правление колхоза «16 лет Октября» Борского района привлекло к уголовной ответственности инвалида III группы Е.А. Г-ву, имевшую грудного ребенка[463]. Ради справедливости необходимо отметить, что суды к рассмотрению таких дел относились с большой ответственностью и, если в колхозах не было детских яслей, колхозниц освобождали от уголовного преследования. После обобщения судебной практики народных судов Куйбышевской области по рассмотрению уголовных дел, связанных с невыработкой колхозниками обязательного минимума трудодней, вынесенным оправдательным приговорам и прекращенных в 1949 г., ревизором Управления Министерства юстиции РСФСР Вихаревым было отмечено, что «значительная часть колхозниц могла бы быть вовлечена в колхозную работу и выполнить обязательный минимум трудодней, но в связи с тем, что в колхозах на период посевных и уборочных работ не было организовано обслуживание малолетних детей», они не могли принять участие в колхозном производстве[464]. Правление колхоза «Раздолье» Шигонского района Куйбышевской области за невыработку в 3-м квартале 1949 г. четырех трудодней через судебные органы привлекло к ответственности 43-летнюю Л.К. К-ву, которая по решению районного суда была приговорена к четырем месяцам исправительно-трудовых работ с вычетом 25 % из заработка. Районный суд при вынесении приговора не учел семейные обстоятельства Л.К. К-вой: ее муж являлся инвалидом II группы, получившим увечья на фронтах Великой Отечественной войны, кроме того, она воспитывала больного шестилетнего ребенка. Рассмотрев все обстоятельства данного дела, судебная коллегия областного суда приговор нижестоящей инстанции отменила, и уголовное преследование Л.К. К-вой было прекращено[465]. Правление колхоза «Пражская коммуна» Исаклинского района в 1949 г. привлекло к ответственности 46-летнюю А.И. З-ву за невыработку двух трудодней. З-ва имела шесть детей, причем, трое из них малолетние, 1947 и 1948 г. рождения, а в колхозе детских яслей не было. Как и в случае с Л.К. К-вой, А.И. З-ва районным судом была приговорена к четырем месяцам исправительно-трудовых работ с вычетом 15 % заработка, но решением судебной коллегии областного суда дело было прекращено в связи с отсутствием состава преступления[466].

Более 60 колхозниц были заняты на прополочных работах в колхозе «Память Ленина» Богатовского района Куйбышевской области летом 1950 г. Чтобы обеспечить условия для высокопроизводительной работы матерям, имеющих детей, правление артели с первых же дней прополки организовало ясли, где осуществлялся присмотр за 25 детьми[467]. За малышами ухаживали четыре няньки. Сезонные ясли были открыты и в артели «Власть Советов». Детские ясли были оснащены необходимым инвентарем и посудой. Было организовано трехразовое питание детей и медицинское наблюдение. Кроме того, сезонные ясли работали в колхозах «Красный куст», «Красный ударник», «Красное Виловатое», имени Второй пятилетки, «Большевик», «Красный путиловец». В колхозе «Страна Советов» Молотовского района были открыты ясли на 20 детей, но по просьбам колхозниц руководство артели позволило посещать ясли большему количеству детей. Силами колхозниц артели имени Чапаева Сергиевского района было оборудовано выделенное правлением артели помещение детских яслей[468].

В 1950 г. в колхозах Куйбышевской области предполагалось организовать сезонные детские ясли и площадки на 50 тыс. детей, но на деле открыли ясельные группы лишь для 15 788 детей[469]. В 1951 г. детские сады были организованы только в 204 колхозах, но лишь для 3537 детей, что составляло всего 19,6 % к запланированному показателю. В 11 районах области (Безенчукском, Кинельском, Клявлинском, Ново-Буянском и др.) не было ни одного детского сада[470]. В большинстве колхозов Больше-Черниговского района также не были организованы детские сады. В этом районе на 1951 г. детскими яслями и площадками планировалось охватить 1100 детей, а фактически детские учреждения были организованы только в 16 колхозах с охватом 280 детей[471].

В колхозах, которые все же открыли детские сады, большинство их было расположено в частных квартирах, отсутствовал необходимый инвентарь, постельное белье, посуда, не было даже халатов для обслуживающего персонала. Все здания не соответствовали санитарно-гигиеническим требованиям.

В Дубово-Уметском районе из 17 колхозов детские сады были организованы только в девяти артелях. Причем восемь дошкольных учреждений находились «на квартирах у колхозников вместе с хозяевами»[472]. На 289 детей, охваченных детскими учреждениями в указанных девяти колхозах, имелось только два стола, 29 коек, семь стульев, 44 комплекта постельных принадлежностей, два умывальника, 45 чашек, 43 ложки[473]. В колхозе «Солидарность» Больше-Глушицкого района в детских яслях на 27 детей имелось всего лишь «6 неисправных топчанов, одна миска, 10 чашек, а постельные принадлежности и другой инвентарь совершенно отсутствовали»[474].

В укрупненном колхозе им. Ленина Больше-Черниговского района в 1951 г. детские ясли размещались в двух частных квартирах, при этом никакого оборудования и инвентаря для детей не было предусмотрено. По объяснению председателя колхоза, «оборудование и инвентарь для детей не приобретается из-за отсутствия в колхозе необходимых денежных средств»[475]. При этом нужно отметить, что в мае 1951 г. в этом колхозе израсходовали 3500 руб. колхозных средств на покупку водки «для коллективного обеда колхозников по случаю окончания весеннего сева»[476].

Рождение детей в тяжелых материальных и культурных условиях, отсутствие социальных гарантий порождало множество проблем. Для определенного числа сельских жителей при отсутствии специальной государственной программы, направленной на развитие культуры контрацепции и профилактики нежелательной беременности, одним из важнейших механизмов контроля деторождения являлось искусственное прерывание беременности – аборт. Как известно, аборты в СССР были полностью запрещены в 1936 г., и этот запрет действовал до 1 ноября 1955 г. Как отмечает В.И. Сакевич, законодательный запрет официального прерывания беременности привел к формированию системы производства нелегальных абортов, стала также распространяться практика самоабортов[477]. Архивные материалы свидетельствуют, что после завершения войны и демобилизации в СССР происходил рост количества зафиксированных абортов, несмотря на существующий запрет. Главная причина такого явления заключалась в социальных сдвигах внутри сельского общества: несмотря на крестьянские традиции, осуждающие детоубийство, аборт являлся главным механизмом регулирования деторождения и контроля численности членов семьи. Поэтому у большинства селян не было иного выхода, нежели прервать беременность. Куйбышевская областная прокуратура в 1946 г. указывала на рост количества уголовных дел, связанных с криминальными абортами. Только во втором полугодии 1946 г. число лиц, привлеченных к ответственности за данное преступление, возросло на 150 % [478]. В целом по области за совершение криминальных абортов было осуждено 79 женщин, прервавших беременность. Областная прокуратура отмечала, что «количество направленных в суд дел все еще далеко не соответствует тому месту, которое криминальные аборты фактически занимают»[479]. По данным Министерства юстиции РСФСР по Куйбышевской области, в 1950 г. количество уголовных дел, связанных с осуществлением незаконных абортов, возросло на 42,2 %[480].