Артемий Волынский - Игорь Курукин
Шрифт:
Интервал:
Артемий Петрович поддерживал содержавшиеся в проекте предложения учредить «запасные хлебные магазины» на случай неурожая и ограничить число винокуренных заводов. Будучи сам владельцем такого завода, Волынский тем не менее полагал, что распространение винокурения сокращает количество хлеба на рынке: «…несколько сот тысяч людей или милионов душ от безхлебицы крайнюю нужду и глад терпят, понеже содержатели винокуренных заводов отнимают сильно пропитание у подлого народа излишними наддачами в ценах хлебных. А если б не они, то конечно, не была бы в государстве такая хлебная скудость, и народ бы так голоду не претерпевал, какой ныне во многих местах есть». В этом он видел явный «государственный убыток» и предлагал «в малохлебных местах» (Новгородской, Московской, Смоленской и Нижегородской губерниях) винокуренные заводы «разорить», тем более что работающие на них крестьяне «лытают от места до места в легких работах и сами ядят хлеб от чюжих рук, а не от своих земледельных трудов (так как мыши) вместо того, чтоб самим в пользу государственную им пахать свою землю», вино же для кабацкой продажи покупать на Украине и в Прибалтике. Волынский предвидел в случае уменьшения числа винокуренных заводов сокращение питейных сборов, «но что из двух, по совести, лучше разсуждать: то ли, что некоторой будет недобор на кабаках, или то, что народ во многих местах погибает от глада?».
За исключением появления нескольких «хлебных магазинов», пункты проекта так и остались неосуществленными: подати с инородцев не увеличили, винокуренные заводы в бесхлебных месгах не уничтожили (власти покупали хлеб для раздачи голодающим), а бежавших от голода крестьян по-прежнему ловили и возвращали владельцам. Однако именно обсуждение и осмысление таких проблем формировали уровень государственного мышления Артемия Петровича и его представления о путях реформ.
Двадцать восьмого января 1736 года Волынский был пожалован в обер-егермейстеры «в ранге полного генерала», то есть в свете охотничьих пристрастий императрицы и Бирона занял весьма важную должность. Патент на пергамене с золотыми заставками и печатью «на красном воску», обернутый в золотую парчу, хранился в особом серебряном «ковчеге». 15 марта новый начальник придворной охоты был впервые персонально отмечен в придворном журнале в числе гостей на банкете по случаю бракосочетания дочери австрийского императора Карла VI — наравне с Бироном, иностранными послами и первыми вельможами — А.М. Черкасским, Р. Левенвольде, А.Б. Куракиным.
На практике же его ожидали весьма хлопотные обязанности. Как известно, Анна Иоанновна очень любила стрелять — во дворце у окон стояли заряженные ружья, и царица не упускала случая пальнуть по птицам. По описи 1737 года главная охотница империи располагала арсеналом из 91 фузеи, 32 штуцеров, 54 винтовок, 30 пищалей, 11 мушкетонов, 2 мортирок и 46 пар пистолетов, также находившимся под надзором обер-егермейстера.
Стрелять должны были и все придворные, желавшие заслужить благоволение государыни. Артемий Петрович доверие оправдал и тешил Анну с размахом. 1 июля 1736 года он представил императрице доклад вместе со штатами «птичной, псовой и звериной охот». Только охотничья «команда» во главе с обер-егерем Бемом состояла из шестидесяти четырех человек и обходилась в 3015 рублей жалованья; все же расходы на охоту в 1740 году превысили 8300 рублей. Обер-егермейстер доставлял в Петергоф сотни зайцев и куропаток, строил специальный «двор для ловления волков»; в загородные зверинцы животных привозили не только из разных областей России, но и из Сибири и даже из Ирана.
Правда, порой царская охота напоминала бойню: прямо во дворе Зимнего дворца валили кабанов; в Летнем саду свора гончих травила медведей, волков, лисиц. В Петергофе устраивались большие охоты на птиц и зверей с призами — золотыми кольцами и бриллиантовыми перстнями. «Всемилостивейшая государыня изволила потешаться охотой на дикую свинью, которую изволила из собственных рук застрелить»; «с 10-го июня по 6-е августа ее величество, для особливого своего удовольствия, как парфорсною (с гончими собаками. — И. К.) охотою, так и собственноручно, следующих зверей и птиц застрелить изволила: 9 оленей, 16 диких коз, 4 кабана, 1 волка, 374 зайца, 68 диких уток и 16 больших морских птиц», — сообщали об охотничьих забавах двора «Санкт-Петербургские ведомости». Полуистлевшие «арестованные» бумаги Артемия Петровича свидетельствуют, что он вел учет, сколько «оленей и свиней ее императорское величество застрелить изволила», но цифр, увы, не сохранили.
Зимой 1737 года Анна Иоанновна изволила «едва не ежедневно по часу перед полуднем… смотрением в Зимнем доме медвежьей и волчьей травли забавляться», а потому запас зверей быстро подошел к концу. Волынский доложил Сенату о необходимости доставки ко двору медведей, поскольку из имевшихся одни уже были затравлены, а другие изранены настолько, что больше их «травить уже не можно», и сенаторам пришлось распорядиться о закупке зверей на Новгородчине. В другой раз императрицу обеспокоило отсутствие куропаток и зайцев в Петергофе — пришлось первых завозить с Украины, а вторых опять же из новгородских лесов: тамошнему вице-губернатору указом кабинет-министров предписывалось изловить сотню зайцев тенетами, каждого посадить в особый ящик и доставить «водой» в Петербург в Канцелярию обер-егермейстерских дел. Так же для придворных охот собирали со всей России волков, кабанов, оленей, лисиц.
Впрочем, таким же образом развлекались в то время и другие монархи. В Берлине по медведям стрелял король Фридрих Вильгельм I, а в Дрездене с королевским размахом гулял Август III, о чем писали «Санкт-Петербургские ведомости» в марте 1740 года: «В высокий день рождения ее императорского величества императрицы всероссийской изволил его королевское величество от своих министров и других знатных персон сам торжеством принесенные всепокорные поздравлении принять; а потом с ее величеством королевою, также с принцами и принцессами, в провожании всего придворного стата в егерские палаты идти для смотрения звериной травли, которая с девятого часу утра до первого часа по полудни продолжалась. Туда приведены были разные звери, а именно лев со львицею, бабр, леопард, тигр, рысь, три медведя, волк, дикой бык, два буйвола, корова с теленком, ослица, жеребец, две дикие лошади и двенадцать превеликих кабанов. Лев с медведем того же часа на диких свиней напали и, убив их, стали есть. Леопард принялся за теленка, а дикой бык ослицу рогами убил. Другой медведь атаковал волка и несколько раз к верьху ево так бросал, что волк, от него ушедши, к диким свиньям прибежал. Король после того из своих рук рысь и медведя застрелил; а по окончании сей травли изволил его величество с принцами и принцессами в большой сале (зале. — И. К.) сего егерского дому за особливым на сорок персон приготовленным столом кушать».
Артемий Петрович и сам был охотником. У него было много охотничьих собак: датских, гончих и борзых разных пород: курляндских брудастых, «хортых польских», «арлекинов чистопсовых» и др. Подбирал он их со знанием дела и азартом истинного знатока. «Сколько велик, что в наклоне аршин три вершка, и столько хорош, что я, хотя уже не одну тысячу в жизнь мою видел собак, только истинно такой беспорочной от роду мало видел… Мне безумно будет жаль, если оная собака, не оставя здесь плода, увезена будет, за которую он подлинно одному шляхтичу заплатил всего больше, как 400 ефимков», — восхищался он борзым кобелем польского посла в письме «дяде» С.А. Салтыкову в 1734 году.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!