Клан Пещерного Медведя - Джин М. Ауэл

– А у тебя есть знаки тотема в амулете, Креб? – спросила девочка, поглядывая на пухлый мешочек, висящий на шее шамана. Ребенок на руках Эйлы начал ворочаться, и она передала его Изе.

– Да, – кивнул он, – например, зуб пещерного медведя, который был мне дан, когда я был еще помощником шамана. Не какой-то расколотый или выбитый из челюсти, а совершенно целый, без каких-либо признаков порчи зуб. Он лежал на камнях у самых моих ног. Это был знак Урсуса, что я сделал правильный выбор.

– А мой тотем подаст мне знак?

– Этого никто тебе не скажет. Возможно, когда ты будешь стоять перед важным выбором, ты об этом узнаешь сама. У тебя теперь есть амулет, поэтому твой тотем всегда сможет найти тебя. Старайся никогда не терять амулет, Эйла. Ты получила его в день, когда узнала свой тотем. В нем содержится частичка твоего духа, по которому он узнает тебя. Без него тотем после своего путешествия не найдет обратной дороги. Он потеряется и будет искать себе пристанище в мире духов. Если ты потеряешь амулет и не найдешь его вскоре, ты умрешь.

Сжимая маленький мешочек, висящий на шее, Эйла невольно содрогнулась. Но больше всего ее интересовало, когда ее тотем подаст ей знак.

– Как ты думаешь, был ли Дарку знак от тотема, когда он отправился искать землю Солнца?

– Этого никто не знает, Эйла. Это всего лишь легенда.

– Мне думается, что Дарк был смелым, раз он решился на поиски нового жилища.

– Возможно, он был смелым, но очень глупым, – ответил Креб. – Он бросил Клан и землю предков и пустился в опасное путешествие. И ради чего? Только затем, чтобы найти что-то новое. Он не мог усидеть на месте. Кое-кто из молодых считает Дарка смелым, но с возрастом начинают думать иначе.

– Думаю, мне он нравится за то, что он не похож на других, – заявила Эйла. – Я люблю эту легенду больше всех.

Увидев, что женщины отправились готовить вечернюю еду, Эйла вскочила и поспешила за ними. Креб покачал ей вслед головой. Стоило ему подумать, что девочка осваивает жизнь Клана, как она тут же говорила или выкидывала нечто такое, что заставляло его лишний раз удивляться. Не то чтобы она делала что-то плохое или неположенное, просто она мыслила и поступала не так, как все. Легенда повествовала о том, как губительны всякие попытки свернуть с проторенной дороги, но Эйла восторгалась лишь историей о безрассудном юноше, жаждущем найти новые пути. «Удастся ли ей когда-нибудь избавиться от этих странных настроений? – спрашивал себя Креб и с восхищением добавлял: – Зато обучается она всему очень быстро».

К семи-восьми годам девочки Клана обычно осваивали все женские занятия. Многие к этому возрасту созревали как женщины и вскоре начинали семейную жизнь. С тех пор как Эйла попала в их Клан, прошло всего два года, а девочка за это время не только научилась искать пищу, но также обрабатывать и заготавливать ее для хранения. Она овладела и другими навыками, если не так хорошо, как старшие более опытные женщины, то, по крайней мере, лучше большинства молодых.

Она умела выделывать кожу, мастерить из шкур накидки, карманы и мешочки всякого назначения. Ловко вырезала ремни по спирали из цельной шкуры. Ее бечевки из звериного ворса, сухожилий, волокнистой коры или кореньев, в зависимости от надобности, были либо тугими и крепкими, либо тонкими и изящными. А корзины, подстилки и сети, сплетенные из травы, корней и коры, были просто загляденье. Ее умение изготовить грубый топорик или ловко расщепить кремень, превратив его в нож или скребок, поражало даже Друка. Эйла искусно вырезала чаши из дерева и полировала их до совершенства. Могла добывать огонь, вращая зажатую меж ладоней заостренную деревянную палку на небольшом куске дерева, пока тлеющие угли не разгорались. Гораздо проще эта утомительная трудная работа выполнялась вдвоем, поскольку было важно, чтобы заостренная палка давила на деревяшку с одинаковой силой. Но самое удивительное оказалось то, что Эйла каким-то чудом постигла целительское искусство Изы.

«Да, Иза была права, – подумал Креб. – Она всему научится, не имея памяти предков».

Эйла резала батат на куски и бросала их в висящий над костром кожаный горшок с кипящей водой. После того как она вырезала из сладких клубней все испорченное, от них почти ничего не осталось. В глубине пещеры, где находилась кладовая, было прохладно и сухо, тем не менее, овощи начали рано сохнуть и портиться. Несколько дней назад Эйла увидела у замерзшего ручья небольшую струйку воды – верный признак того, что лед вот-вот начнет трескаться, – и девочка невольно размечталась о весне. Она никак не могла дождаться, когда появится первая зелень, набухнут почки и когда, надрезав кору кленов, можно будет испить сладкого сока. Его собирали и долго варили в больших кожаных котелках до состояния сиропа или даже сахара. В готовом виде его сохраняли в березовых бочках. Береза тоже давала сок, но не столь сладкий, как клен.

Не только Эйле наскучила долгая зима. С утра уже несколько часов подряд с моря дул теплый ветер. Тающий снег водой стекал по свисавшим над треугольным входом в пещеру длинным сосулькам. Стоило ветру переменить направление, как температура падала, и эти сверкающие ледяные стрелы, разросшиеся за время холодной зимы, вновь замерзали. Однако дувший с моря теплый воздух обращал мысли каждого к грядущей весне.

Женщины за приготовлением пищи вели оживленные разговоры. К концу зимы запасы пропитания истощились, и хозяйки, объединив все, что осталось, стряпали вместе, но ели, за исключением особых случаев, по-прежнему порознь. Зимой всегда устраивалось больше праздничных обедов, чем летом, – нужно было как-то коротать время, – но с приближением весны они становились скуднее и скуднее. Тем не менее, голод Клану не грозил. Время от времени охотникам под прикрытием пурги удавалось подстрелить какого-нибудь маленького зверька или престарелого оленя, и хотя свежего мяса хватало ненадолго, ему всегда были рады. К тому же в Клане еще в достатке имелось вяленое мясо. Женщины беспрестанно рассказывали истории.

«…но ребенок оказался калекой. – Аба повествовала об одной женщине. – Мать унесла его из Клана, как велел ей сделать вождь, но она не могла предать его смерти. Она взобралась высоко на дерево и привязала малыша к одной из верхних веток, куда не могли добраться даже кошки. Когда она его оставила, он заплакал, а к ночи он так проголодался, что завыл, как волк. Никто не мог уснуть. Он кричал и выл день и ночь, а вождь злился на его мать, но, пока ребенок кричал и выл, она знала, что ее ребенок жив.

Когда наступил день наречения, на рассвете мать взобралась на дерево и увидела, что ее ребенок не только жив, но стал нормальным и здоровым. Вождь поначалу был против ее ребенка, но, поскольку тот выжил, нужно было дать ему имя и принять его в Клан. Мальчик вырос и стал вождем и всегда был благодарен матери, что она спрятала его там, где никто не мог достать. Став взрослым и отделившись в свою семью, он продолжал отдавать матери часть своей добычи. За всю жизнь он ни разу пальцем до нее не дотронулся, никогда голоса не повысил, а относился с почтением и уважением», – закончила Аба.