Повседневная жизнь благородного сословия в золотой век Екатерины - Ольга Игоревна Елисеева

Заметно, что Массон путается. Он никак не может провести грань между собственно эрмитажными вечерами и тайными мистериями. Сначала говорит о «самых надежных дамах», что уже предполагает интимность, а потом спохватывается, перечисляя иностранных министров. Ведь каждый из них мог с возмущением опровергнуть высказывания на свой счет. Чтобы вывернуться из логической неувязки, Массон придумывает некое «маленькое общество», еще более секретное. Наконец, именует все это «малым эрмитажем», забывая, что Малый Эрмитаж — здание, кстати, для оргий весьма неудобное в силу своего расположения и планировки. Это хранилище императорских художественных коллекций. Трудно вообразить «мистерии Кибелы» в проходных залах картинной галереи с многометровыми окнами.

Возмущенная памфлетом своего соотечественника, Виже-Лебрён писала: «Вечером Екатерина собирала самых приятных для нее особ двора, и они играли в прятки, жгуты и тому подобное. Княгиня Долгорукая часто рассказывала мне, с какой веселостью и добродушием императрица оживляла сии собрания, где бывали граф Штакельберг и граф Сегюр, коего она выделяла из всех прочих за его ум и любезное обхождение… Имена особ, приглашавшихся на сии малые приемы, равно как и присутствие там молодых великих князей и великих княгинь были несомненным ручательством благопристойности оных собраний. И все-таки в Санкт-Петербурге появился отвратительный пасквиль, обличавший Екатерину в самых омерзительных оргиях. Сочинитель сего гнусного листка был найден и изгнан из России. К стыду человечества он оказался французским эмигрантом и к тому же преизрядного ума. Поначалу императрица сочувственно отнеслась к его несчастьям и назначила ему двенадцать тысяч рублей пенсии»[226].

Карьера Шарля Массона в России весьма примечательна. В 1786 году он прибыл в Петербург и был принят на службу преподавателем в Артиллерийском и Инженерном корпусе. Начальник корпуса генерал П. И. Мелиссино рекомендовал его Н. И. Салтыкову, тогда вице-президенту Военной коллегии и воспитателю великих князей Александра и Константина. Массон понравился графу и вскоре стал его секретарем и воспитателем его сыновей. Позднее по протекции Салтыкова он был назначен учителем математики к великим князьям. Молодой честолюбец не смущался льстить власть имущим, в 1788 году он написал панегирик в честь внуков императрицы. Причем лесть его порой бывала очень утонченной. Через год он опубликовал «Памятный курс географии», написанный александрийским стихом. А в 1793 году перевел на французский язык нравоучительную поэму С. С. Джунковского «Александрова, увеселительный сад Е[е] Щмператорского] В[еличества] Б[абушки] и В[еликого] К[нязя] Александра Павловича». В 1795 году Массон удачно женился на богатой наследнице баронессе Розен и стал секретарем Александра Павловича[227].

Казалось, служба при дворе складывалась успешно. Однако все эти годы Массон собирал скандальные слухи и вел секретные записи, прекрасно понимая, что такого рода материал будет востребован читателем, если ему доведется вернуться на родину. Вероятно, сведения об этих записях просочились наружу и дошли до нового императора Павла I, ко временам которого и относился гневный отзыв Виже-Лебрён. Павел не благоволил к слугам своего сына, тем более к выдвиженцам Салтыкова, подозревая их в близких контактах с последним фаворитом Зубовым. Массон был выслан из России, и хотя при выезде он уничтожил большую часть архива, оставшегося вполне хватило для написания «Секретных записок о России».

Исследователи часто отмечали, что текст памфлета дышит желанием свести счеты с обидчиками, так не вовремя подрубившими блестяще начатую карьеру. Однако не только это побудило Массона писать о вчерашних покровителях так развязно. Выделиться на фоне мутного потока бульварной литературы, который выплеснулся в годы Французской революции и не схлынул при Директории, было сложно. Во времена террора Франция видела все, выпускались даже раскрашенные листки с изображениями казней, пыток, уличных грабежей, насилия над прохожими дамами — того, что стало парижской повседневностью[228]. Книги давали ту же картину. Если автор хотел добиться успеха, он обязан был удивить пресыщенный описаниями разврата рынок. А кроме того, дать некий положительный элемент — где-то должно быть еще хуже, чем в революционной Франции. Поэтому в России не только царствует распутная императрица, но народ стенает под гнетом тиранов.

Однако, публикуя мемуары, Массон по-житейски просчитался. Они увидели свет в 1800 году, незадолго до гибели Павла. А когда разразился связанный с ними скандал, царствовал уже Александр, но после случившегося дорога в Петербург к прежнему покровителю для памфлетиста была закрыта.

В тексте Массон упоминал о сожженных страницах, но представлял дело так, будто уничтожил их из скромности, не в силах описывать скабрезные истории из жизни Екатерины. При этом он конспективно дал понять, чему были посвящены утраченные места. «Подробности, которые можно поведать об этих забавах, принадлежат другой книге, куда более непристойной, чем эта, и автор должен был предать огню те записи, которые могли бы ему пригодиться для этой книги… Я мог бы также пополнить эту главу прозвищами, титулами и должностями каждого фаворита, но все это не стоит печатания и не заслуживает даже произнесения». Обернувшись в плащ защитника морали, памфлетист только пришпорил читательское воображение.

Текст Массона выглядит грязным даже на современный вкус, вовсе не отличающийся пуританской сдержанностью: «Развратниками можно назвать в особенности Валериана Зубова и Петра Салтыкова, которые вскоре предались всем возможным излишествам. Они похищали девушек на улицах, насиловали их, если находили их красивыми, а если нет, оставляли их слугам, которые должны были воспользоваться ими в их присутствии. Одним из увеселений младшего Зубова, который за несколько месяцев перед тем был скромным и застенчивым юношей, было платить молодым парням за то, чтобы они совершали в его присутствии грех Онана. Отсюда видно, как он воспользовался уроками старой Екатерины. Салтыков изнемог от этого образа жизни и умер, оплаканный теми, кто знал его еще до того, как он стал фаворитом».

Ради обличения императрицы Массон не пощадил племянника своего старого покровителя. Петр Иванович Салтыков не был фаворитом Екатерины и не умер в указанный автором срок. В 1803 году он стал одним из распорядителей Московской карусели и ее первым призером, а на карусели 1811 года — старшим церемониймейстером[229].

Обычно публикаторы «Секретных записок» оправдывают издание осведомленностью автора, ведь он прожил восемь лет при дворе и знал «многие тайны». Но ложь Массона и его осведомленность отнюдь не противоречат друг другу. Они лежат как бы в разных плоскостях. Перед ним не стояла цель создать правдивые мемуары. У памфлета иные задачи, иной круг потребителей и иные приемы в работе с фактами. Другую методику, чем при исследовании воспоминаний, должны применять и ученые, используя данный источник. Это, к сожалению, не всегда понимается.