Мои молодые годы - Сергей Валерьевич Лушников

воровство, приписки, а с ними и размывались идеалы социализма. Помню, как выпивший дядя Сеня говорил председателю колхоза, что все мы воры. Комбайнер обязательно бункер-два увезет с поля домой, ведь свиней надо кормить, но, кроме этого, и водителю надо что-то дать, и родственникам. А председателю нечего было сказать, да и ему тоже перепадало.

Но честных людей тогда тоже было еще очень много, а, может, у многих не было возможности взять что-то.

В конце декабря 1980 года мы втроем – я, Сергей Евсеев и девушка на 7 месяце беременности – делали стенгазету «Комсомольский прожектор» (опять стенгазета вмешалась в мою судьбу, а ведь говорила мама: «Сынок, не лезь никуда»). Решили сделать, как полагается прожектору, газету, высмеивающую недостатки. Рисовала девушка, жаль, не помню ее фамилию. Рисовала хорошо, да так, что люди получились как живые, как на фото.

Газета состояла из трех листов ватмана. На первом листе был нарисован наш генеральный директор с нагайкой среди свиней подсобного хозяйства, а на свинье была написана ее себестоимость за 1 кг – 8,5 рублей. Начальник лаборатории Семиглазов сидел и отчитывал за опоздание сотрудника словами: «Я шел за тобой возле спорттоваров, когда было уже без пяти восемь». Парторг отдела Нуйкин сидел на стройке, курил и говорил: «Ну еще пять минут покурим и перерыв…». Еще мы много критиковали очередь на жилье.

Газету вывесили в 07:45. Когда через 10 минут я вышел в коридор, то, честно говоря, испугался реально, как никогда прежде. Возле газеты была толпа народа, люди лезли так, словно в магазине выбросили дефицитный товар.

В 08:05 наш парторг Нуйкин бросил газету мне на стол и пригласил нас на собрание, которое должно было состояться в пять вечера.

Пропуска от «Полюса» у нас отобрали. Мои соратники по газете чувствовали себя плохо, но я их успокоил тем, что писал все в газете я. Девушка была беременная, поэтому я два часа уговаривал, чтобы ее отпустили. Уговорил.

Остались мы с Серегой. Я пошел в библиотеку почитать указы правительства и партии о критике, чтобы отвечать на выпады на собрании.

На собрании сначала звучали слова обвинения чуть ли не в создании польской солидарности в Томске. Кто-то говорил, что надо было вместо людей изображать животных. Нуйкин подверг критике газету, а я ему сказал: «Извини, но мы же с тобой сидели и ждали, пока эта отработка закончится. Это и твои слова. Ведь я продернул эту ситуацию, потому что неправильно радиотехнику работать строителем». Семиглазову тоже сказал, что это его слова, и они реальны. Голубевым с нагайкой я хотел подчеркнуть убыточность подсобного хозяйства – больше ничего. В общем, я отбивался как мог.

Мне вынесли общественное порицание, но могло бы быть хуже, если бы многие не списывали мое поведение на молодость, ошибку. Это уже была какая-никакая, но поддержка.

В общем, обошлось, но после Нового года я понял, что мои перспективы стали угасать. К хорошим проектам меня больше не прикрепляли, стали поручать какие-то разовые работы. О квартире можно было забыть. И, несмотря на нормальные отношения с большинством сотрудников, я понимал, что моя карьера в «Полюсе» завершена. Некоторую несправедливость я чувствовал еще год-два, а потом решил, что в отношении Голубева я не имел никакого морального права предпринимать какие-то действия, потому что благодаря ему было создано прекрасное предприятие, продукция которого до сих пор стоит на многих ракетах, подводных лодках и даже на «Буране».

Позже я узнал один штрих его биографии. Голубев был членом обкома (или горкома) партии и часто выступал с критикой Лигачева. Лигачев недолюбливал Голубева за независимость суждений. Однажды он узнал, что Голубев справлял день рождения в «Окуньке», и потребовал отчет о затратах на праздник. Тот предоставил описание всех блюд и доказательство, что все покупалось на его личные деньги. Голубев был настоящим коммунистом и честным человеком!

Конечно, с другой стороны, он мог бы дать команду забыть об этом случае, но, видимо, считал, что если дать волю одной ситуации, то появится другая… Такие были времена.

VIII

Уволился из «Полюса» я в июле 1981 года. В то время рядом с нашим домом один человек принялся реставрировать дом, в котором жил Кошурников. Один, своими руками, он построил дом заново. Это был Николай Безруких – талантливый человек со светлой головой и большим сердцем. Он работал в НИИПП ведущим инженером. «Томскреставрация» предложила ему за работу квартиру в этом доме. Этот дом до сих пор спокойно стоит и помнит руки и пот Николая.

Я походил в поисках работы, но особых вариантов не было. Промышленные предприятия к себе не брали, почему-то отказывали на второй день. И я пошел в «Красное знамя» устраиваться внештатным корреспондентом, решил освещать правду. Особых надежд я не испытывал после скандала с газетой. Но в жизни бывают повороты, которые порой нельзя объяснить.

Меня послали в отдел промышленности к Заплатину (по-моему, он Виктор Всеволодович). А тот, посмотрев документы, даже обрадовался и сказал: «Давайте попробуем». Вскоре мне выдали первое задание: нужно было написать о заводе режущих инструментов, который в то время занимал огромную территорию между улицами Учебной и Нахимова, а проходная была со стороны Вершинина. Инструктаж был следующим: «Зайдешь к парторгу завода. Обсудите с ним тему экономии металла. Вперед!»

Завод поставлял режущий инструмент более чем в 50 стран, в том числе и в Германию.

И вот я прохожу проходную, иду между цехов и вдруг вижу, что слева стоит много контейнеров со стружкой. Захожу в заготовительный цех и нахожу начальника:

– Что-то у вас там стружки много, – подмечаю я.

А он говорит:

– Понимаете, поставщики часто доставляют металл большего диаметра, чем требуется, иногда и качество страдает, а еще…

В общем, причин оказалось много. Я пошел к снабженцам, начал искать виновных. Интересно, дух захватывает, словно детектив распутываю. И вдруг очередной начальник позвонил парторгу, и меня доставили к нему. Тот послушал начало моей обличительной речи и сказал:

– У тебя какая задача от редакции?

– Ну, – говорю, – написать об экономии металла.

– Вот и пойдешь сейчас писать о Черкасском Анатолии, нашем передовике производства, – и спровадил меня к Черкасскому.

Анатолий Иванович был действительно хорошим специалистом. У него было много рациональных предложений, он реально экономил металл, но на фоне общей картины его экономия была ничтожной. Я спросил его о том, как обстоят дела на заводе? Он усмехнулся и сказал: «Вы же сами видите, но не напишете».

Судьба кинула во время перестройки Черкасского на место первого в Томске председателя Городской Думы, а потом