Мои молодые годы - Сергей Валерьевич Лушников

в конце концов. Нет, это подойдет не для всех! – с уверенностью сказал академик. – Но мысль есть. А как Вашу теорию Вы предлагаете использовать при лечении?

– У меня все расписано, – сказал я и протянул несколько листов, исписанных мелким почерком.

В кабинет вошла секретарь:

– Коновалов ждет приема. Впустить?

– Нет, пусть подождет. Скажи ему, минут десять еще буду занят, – и Андрей Владимирович углубился в изучение записей. Хмыкал, что-то помечал, а потом откинулся назад на спинку стула и улыбнулся, внимательно посмотрев на меня:

– Интересно, батенька, интересно. И все сами написали?

– Я записывал свои мысли, – вытирая вспотевшие ладони, ответил я. Чувствовал: старику понравилось то, что я писал ночами, с нетерпением ждал приговора.

– Думаю, Вам надо выступить на заседании Академии медицинских наук. Кто Ваш научный руководитель? Что-то я Вас не знаю.

Я смутился:

– Я из Сибири, из филиала.

– А-а, – протянул академик. – Хорошие ребята у Потапова растут. Давайте я фамилию запишу, а завтра скажу Вам, что делать. По крайней мере, диссертация интересная выйдет. Возникает вопрос. Вот Вы ставите под сомнение теорию Фрейда. Почему?

– Я не ставлю ее под сомнение в части сексуальных влечений и того, что связано с этим. К примеру, ревность – мощный психологический фактор. Но, извините, Фрейда неправильно интерпретируют, делая акцент именно на ранних работах, забывая, что он, побывав в окопах в Первую мировую войну, думал больше о страхе перед смертью и признался, что страх этот был главенствующим в тот момент. А страх потери работы в капиталистическом обществе, когда без работы ты никто? Я сам испытал это, когда меня уволили с оборонного предприятия якобы за антисоветчину. Меня не брали на работу целых пол года. То есть логично предположить, что на разных стадиях развития общества, в разные периоды времени возникают то одни главенствующие мощные психологические факторы, то другие, но в совокупности их можно оценивать некоторыми известными и дополнительными характеристиками общества – они легко определяемы.

– Ну, хорошо. Давайте отложим дискуссию до следующей встречи, а то заместитель министра все-таки ждет, – остановил меня академик, и я, окрыленный, вышел из кабинета.

Я был рад необычайно, что меня выслушали – да не кто-нибудь, а светило науки! Вечером я не знал, куда себя деть: хотелось петь, плясать, рассказать кому-нибудь про свою радость. Энергия била через край.

Но на утро меня вызвал Потапов и отчитал за поход к академику…

XIV

Все технические вопросы, касающиеся НИИ, решал профессор Вартанян Марат Енокович. Помню случай, произошедший во время одной из командировок в головной Институт.

Как-то я зашел к Потапову. Они были вдвоем с Вартаняном. С ходу я стал говорить, что головной Институт не дает то, что нам нужно, а отправляет, в основном, старье.

Вартанян поморщился:

– А Вы попробуйте получить оборудование через «Союзглавприбор». Но для этого надо, чтобы Вашу заявку подписали Разумов и вице-президент академии Дебов.

Потапов молчал, что было непривычно. Когда я вышел, они рассмеялись. Я не понял их смеха, но на свой счет не принял. У меня был план действий. Чтобы сэкономить время, я переписал заявку головного Института слово в слово, подписал ее у Потапова и на следующий день отправился к Разумову. Оказалось, что у него очередь.

Пока курил с Сухоносовым, поведал о своем плане. Тот отнесся весьма скептически. Но зато я узнал от секретарши, что у Разумова на уме. А у того была проблема с погребом. (Дело в том, что в то время уже были запрещены погреба в Москве, и его погреб был в опасности.) На этом я и сыграл.

Зашел, сел и устало вздохнул. Николай Васильевич спросил:

– Что-то не так?

– Да… Построил погреб, а его заставляют сносить…

После этих слов Разумов полчаса рассказывал мне про свою беду. Я слушал внимательно, предлагая какие-то варианты, которые тут же отметались. Как друзья по несчастью, мы выпили по две кружки кофе, а потом он подписал бумаги без вопросов, только засомневался, что Дебов меня примет: обычно он работал только с руководителями. И сказал, что секретарь не пустит, а сам Дебов любит поговорить.

Эти слова сослужили мне хорошую службу.

Секретарь и слушать не стала: только директора может пропустить, да и то записаться надо. Но я не ушел, попросил разрешения посидеть: дескать, почитать бумаги надо. Время было около пяти, когда дверь открылась и вышел посетитель. Я вскочил и подбежал к двери. Секретарь даже подняться с места не успела, а я уже говорил Дебову:

– Извините, я от Потапова, из Томска.

Дебов пригласил присесть и стал говорить:

– Был я у вас в Томске! Какое красивое здание у Потапова, купеческое…

Заскочила секретарша, но Дебов попросил ее подать два чая, поскольку кофе я уже напился. Минут пятнадцать я рассказывал о Томске (благо, мог говорить о купцах часами). Остановила секретарь: прибыл на встречу директор Обнинского института. Вот тогда Дебов спросил про цель моего визита. Я подал ему бумагу. Он посмотрел и подписал, но сказал, как и Разумов, что «Союзглавприбор» не подпишет.

Я пригласил его в Томск, на том и распрощались. Вышел, извинился перед секретарем.

Две подписи за день! Тогда я не понимал, что сделал невозможное…

На следующий день радость исчезла: в «Союзглавприбор» меня не пустили даже через проходную… Что делать? Походил, подумал, сделал еще одну безуспешную попытку.

Когда я снова вернулся к зданию, было около часа дня. Смотрю: народ стал выходить на обед, идут в кафе, что неподалеку. Я стал выискивать «жертву». Кого может искать молодой человек? Естественно, замечаю двух девушек, которые зашли в кафе. Беру растворимый кофе и подсаживаюсь к ним за столик. Слово за слово, шутки, смех, потом говорю:

– Все хорошо, но вот в «Союзглавприбор» попасть не могу. Черненькая, что симпатичней, спрашивает:

– А по какому делу?

– Да заявку надо у Шестакова подписать на медоборудование.

– А заявка есть?

Я показываю заявку с подписями. Они переглянулись. Черненькая говорит:

– Можем помочь. Подходи завтра к 9:30, мы пропуск на свой отдел выпишем. Только паспортные данные нужны.

Я купил им пирожные, мы посмеялись еще над чем-то и разошлись.

Вечером я попытался в гостинице Онкоцентра доложить Потапову, но того не было.

Наутро я был в проходной. На этот раз я зашел без проблем, законно – по заявке отдела. Зашел в приемную: народа – море, все солидные дядьки, хорошо одетые. Подошел к секретарю, но получил довольно резкий отказ:

– Вас нет в списке.

Вышел в коридор, зашел к девчонкам, посидел у них немного. Походил по коридору, подумал. Решил ждать обеденного перерыва.