Ты плакала в вечерней тишине, или Меркнут знаки Зодиака - Марина Ларина

— Это мы сами разберемся, что нам делать. Вы кто? — спросил врач.

— Мы очевидцы. Он с бандитами перестреливался, — ответила Прокофьева. — Куда его? Долго мы будем его на руках держать? Мы же не железные. Дед — вообще ветеран Великой Отечественной.

— Положите пока на кушетку. Людей надо, чтоб перенесли, — вздохнул врач.

— Сторожа позовите. Деда самого саданули. Может быть, сотрясение мозга. Он на ногах едва стоит. Да делайте же что-нибудь, доктор, — не унималась Прокофьева.

— Нет сторожа. Беретесь вместе. Никитична, вы сзади с дедом. Ну, раз, два — подняли. В ординаторскую, скорей, — командовал теперь врач — худой мужчина лет сорока семи с проседью на голове.

— Вы хирург? — спросила Настя.

— Нет, но хирургу уже позвонили, будет с минуты на минуту.

— О, черт, — возмутилась снова Прокофьева. — У вас здесь есть телефон?

— Да, а что?

— Мне его начальству надо позвонить в уголовный розыск в Петербург.

— Зачем?

— Чтобы врачей привезли или его самого в Питер забрали.

— Я думаю, это ни к чему. У нас можно прооперировать. Хотя… как знаете… — врач протянул Насте свой мобильный.

— Алло, майор Якименко? Это Настя. Да, Прокофьева. Осипов ранен. Он в Волосовской больнице сейчас. Срочно сделайте что-нибудь. До свидания. — Настя отключила трубку. — Спасибо, — протянула она мобильный его владельцу. — Моя помощь еще нужна?

— Пожалуй, что нет, — ответил доктор.

— Тогда я пошла. Дедушку посмотрите, у него голова… Милиция скоро приедет. Они меня знают.

— А вы разве не останетесь?

— У меня там еще два раненых.

— Где?

— Дед все объяснит. Пока, дедуля, спасибо за помощь. Живи долго, — улыбнулась она Захарычу на прощание.

— И тебе удачи, внучка. Не падай духом, как говорится. Спасибо за жизнь, — сказал старик.

— Э-э, отметиться надо… — бросил ей вдогонку врач.

— Вам все объяснит милиция, — крикнула на ходу Прокофьева.

Настя быстро спустилась по лестнице на первый этаж и вышла на улицу. У нее оставались считанные минуту, чтобы улизнуть до приезда людей Якименко или его самого в Волосово.

Она завела мотор «уазика» и двинулась с места. Прокофьева и сама толком не знала, куда собирается ехать, но тут ей на глаза попалась карта, которую она выложила на переднее сиденье, когда искала удостоверение в карманах Осипова.

— Так. Тут есть еще одна дорога, ведущая на Кенгисеп. По ней, наверное, пока не будет погони. Хотя… как знать… что решит Якименко. Даст ли он мне уйти? Ведь логично предположить, что преследуемый двинется к ближайшей границе, — подумала она, но все-таки вырулила на старую дорогу мимо Каменки, по ней было всего девятнадцать километров до Таллиннского шоссе.

— Только бы Якименко не догадался. Да ладно, попробуем и сейчас проскочить на «авось». Для меня война еще не окончилась. — И Прокофьева усердно надавила на педаль газа. Выскочив за город, который с трудом подходил под это определение, она переключилась на четвертую передачу.

— Ну, блин, и глухомань… — думала она, проскакивая мимо заросших бурьяном полей. — Тут что, вообще никогда ничего не сеют? Под самым Питером, а такой отстой. Быстрей бы все это проехать… Тишь да гладь… божья благодать… Во, блин, родина моя, заросла бурьяном вся.

По ее прикидкам до выезда на Таллиннское шоссе оставалось всего ничего. Настя свернула в гущу полевых зарослей и, загасив фары, попыталась как-то привести себя в порядок.

— Правду санитарка сказала: на себя посмотри, — подумала Прокофьева, подводя итог своему внешнему виду. Коленки разбиты, колготки порваны. Одежда разорвана, к тому же вся в крови, а руки… — Бог ты мой, что за кровавая Мэри? Умыться бы где-нибудь, — пробормотала Прокофьева, рассматривая свой телесный урон. — Блин. Где тут ближайший колодец? Один бурьян.

В селе бы, наверное, нашлась вода, но, поскольку возвращаться Настя не собиралась, оставалось как-нибудь обойтись подручными средствами. Для начала она тщательно осмотрела «уазик» Штайнера. По счастливой случайности в багажнике нашлась бутылка минеральной воды, что позволило Прокофьевой кое-как умыть лицо и смыть кровь с рук. В ее сумке все еще лежали целые капроновые колготки, которые она прихватила из дома. Но даже если бы их там не было, вполне можно было бы обойтись и вообще без колготок. Бабье лето еще не окончилось, и было достаточно тепло, даже ночью. Нужно было что-то сотворить с одеждой, и, заметив в багажнике «уазика» рюкзак коллекционера, она решила порыться в его вещах.

— Может быть, здесь найдется чистая рубашка или свитер, — подумала она, отстегивая клапан рюкзака и развязывая его горловину.

— Ничего себе, да тут, похоже, целое состояние, — ахнула она, выгружая из рюкзака его содержимое. — Надо же, и доллары есть. Но ничего подходящего в моей дрянной ситуации. Неужто и в самом деле ничего нет?

«Неужели мне придется таскаться в этой грязной одежде, словно нищенке», — подумала Прокофьева. И тут ее взгляд упал на белый целлофановый пакет в дополнительном отсеке рюкзака, который она открыла в последнюю очередь. — Слава Богу, кажется, то, что нужно, — вырвалось у Насти. В пакете лежали большой серый свитер на вид пятьдесят второго размера и чистые мужские брюки черного цвета.

«Собираясь в дорогу, коллекционер прихватил, видно, не только свою коллекцию, но и сменную одежду, на всякий случай. Похоже, он планировал переход границы лесом или что-то вроде того», — подумала Прокофьева. Она стащила грязное, разорванное платье и напялила на себя свитер с чужого плеча. Тот висел на ней, как короткое платьице.

— Как раз то, что надо. Почти стильный прикид, — сказала вполголоса Настя. Здесь, в ночной тишине и невесть какой глухомани, ей было слегка жутковато, и она бодрилась, разговаривая вслух сама с собой. Ей нужно было сохранять присутствие духа, потому что для нее еще ничего не закончилось. — Ну, все, пожалуй…

Настя швырнула штайнерские доллары в свою любимую кожаную сумку и хотела было уже покинуть машину коллекционера, оставив все в ней как есть, но вдруг передумала.

«Хотя… рюкзак-то как нельзя кстати. Можно сойти за автостопщицу на трассе. Все одно лучше, чем если примут за плечевую», — подумала она.

Но рюкзак еще чем-то нужно было набить, чтобы он не висел на ней подозрительно пустой. И Настя принялась запихивать в него все то, что только что выгрузила: драгоценности, антикварные вещицы. Все это было упаковано у Штайнера в пакеты, и Прокофьева лишь приоткрыла несколько, поинтересовавшись, что в них.

— Жадность фраера сгубила, — вырвалось у нее. Оставлять нажитое коллекционером добро в машине не следовало и потому, что когда брошенный «уазик» найдут, вокруг всех этих ценностей поднимется жуткая кутерьма, которая сослужит ей отнюдь не добрую службу… В любом случае этот кажущийся на первый взгляд тяжелым груз мог пригодиться в будущем. Настя взвесила рюкзак в руках.