Ты плакала в вечерней тишине, или Меркнут знаки Зодиака - Марина Ларина

— А рюкзак?

— Рюкзак пусть остается здесь… Я накрою… Хотя…

Василий остановил фуру и забросил наверх рюкзак.

— Однако тяжелая у тебя палатка. Наверное с советских времен осталась? — пошутил он.

— Да, наверное, даже с царских… — подхватила его шутку Настя, вспомнив, что антикварные ценности, лежавшие в рюкзаке, имеют куда как солидный возраст.

— Ну все, — сказал Василий. — Располагайся там поудобнее. Поспи… А мы тут пока…

Он не договорил. Тронул с места фуру. Включил музыку. И закурил.

— Да, только песенки не хватает, — подумала Настя. — «Дым сигарет с ментолом». Кто пел, уже не помню. Но задушевная была песенка…

Через несколько километров фура остановилась. Настя, поспешно откатилась и натянула на голову одеяло.

— Что везем? — услышала она грубый голос.

— Вот и таможенный досмотр, — подумала затаившаяся, как мышка под веником, Прокофьева.

Она боялась даже дышать, не то, что пошевельнуться. А вдруг сейчас выволокут наружу. Посадят в тюрьму за нелегальный переход госграницы. А Васю лишат лицензии или посадят в соседнюю камеру за пособничество. Что я им скажу тогда?

«Извините, я забыла, что скоро граница. Вот мой паспорт. Он с визой, а водитель ни при чем. Я ему сказала, что очень спать хочу… Боялся разбудить… — крутились у нее в голове предполагаемые варианты ответа. — В любом случае надо будет косить под дуру, это обычно проходит. А если рюкзак посмотрят… «Что это? Это ваши вещи?» — «Нет, я в лесу нашла». — «Неплохо. Это где же такие грибы растут? А что у вас в сумке?» Тут же валюты немерено, а за нелегальный вывоз валюты — отдельная статья… Боже, спаси меня и водителя. Я же его подставляю… — молилась Настя. — Пожалуйста, спаси. Я сделаю что-нибудь хорошее, не для себя, только и ты сделай так, чтобы пронесло и на этот раз.»

— Да вот пиво питерское «Балтика» на экспорт вывозим, — спокойно сказал Василий в ответ на вопрос таможенника.

— Документы.

— Вот, пожалуйста.

— Кабину откройте.

— Пожалуйста.

— Это что?

— Для себя взял пива два ящика.

— Не положено. Выгружайте.

— Что еще?

— Идите, оформляйте документы. И ко мне — отметиться, — скомандовал таможенник.

Василий выгрузил два ящика пива, отнес их в помещение таможни. Захлопнул кабину и пошел оформляться.

«Только бы пронесло. Только бы пронесло, — продолжала мысленно молиться Настя. — Я точно поседею, пока мы пройдем этот досмотр. Это только русская таможня. А еще эстонская, блин… Что делать? Точно поседею. Выпить бы сейчас чего-нибудь, чтоб мозги отрубило. Не думать, так легче. Что ж делать, если выпить ничего нет. А может, и есть что у Васи, да ведь не найдешь. Скорей бы уже… все закончилось.»

Настя вновь закрыла глаза и принялась тихонько тереть животик будды Мантрэя, стараясь думать исключительно о хорошем.

Эстонскую таможню прошли быстро. Василий перекинулся с эстонскими таможенниками парой фраз по-эстонски и пошел оформлять документы. В кабину они даже и не заглядывали. Своих эстонцев не трогали. Ездит давно туда-сюда. Чего смотреть? Обычное дело. Впрочем, Настя этой остановки и вовсе не заметила. Проспала.

— Эй, соня, просыпайся. Есть будешь? — разбудил ее голос Василия.

«Хорошо хоть, что я не храплю», — подумала Прокофьева, протирая глаза.

— Где мы? — спросила она, сунув голову в люк. Василия в кабине не было. Было уже светло.

— Похоже, утро, — пробормотала Настя. — О, это ж мои ботинки? — Она сняла их еще ночью и оставила внизу. Но Василий, видимо, позже переправил их наверх, к рюкзаку. — А сумка где? Ах, вот же она.

— У меня рожа сейчас, наверное, как у слона, после всех этих тычков и падений. Как я сейчас Василию покажусь на глаза? Вчера в темноте не видно было почти ничего. А сейчас… да еще после сна… наверное, не лицо, а морда, как у последней алкоголички. — Настя порылась в сумке и достала темные очки.

«Хоть что-то прикрою», — подумала она.

Нацепив очки, она спустилась вниз, прихватила лежавшую на сиденьи пачку сигарет. Ей нужно было прийти в себя и окончательно проснуться. Она сунула сигарету в зубы и выглянула из кабины. Василий священнодействовал возле газовой горелки, установленной на траве. Наверное, готовил горячий суп или кофе.

— Извини, Василий, у тебя зажигалки не найдется?

— Посмотри там в бардачке.

Настя достала из бардачка зажигалку и прикурила сигарету.

— А где мы, Вася? И чем здесь тут воняет?

— Как видишь, мы на побережье. А пахнет горючим сланцами. Их здесь добывают. Тут Кохтла-Ярве недалеко, шахтерский городок.

— М-м… Ясно… А это море? — всмотрелась Настя в полоску воды.

— Финский залив. Кохтла-Ярве где? — спросил Василий.

— Где? — повторила Настя.

— Недалеко от границы.

— Да, точно. Это мы так долго ее проходили? И я все проспала?

— Нет, не долго. Просто ночью по этим дорогам ездить нельзя. И я заехал сюда на берег. И сам тоже успел поспать.

— А где?

— Внизу еще один спальник есть. За сиденьями.

— М-м-м, ясно, — передернула плечами слегка продрогшая от утренней прохлады Настя.

— Умыться хочешь?

— Да. Очень хочу, — вспомнила она преследующее ее со вчерашнего дня желание смыть с себя кровь.

— Тогда тащи сюда мыло, полотенце и воду в бутылке. Они там, на спальнике. Я полью.

— Хорошо. Но я, наверное, сначала искупаюсь, — сказала Прокофьева.

— А не боишься? Вода вообще-то холодная. Эта же Прибалтика, а не Крым.

— Для меня нормально. Я плавала в такое время год назад. То есть окуналась, — вспомнила она свой сентябрьский опыт освоения Балтийского моря.

— Ну окунись, если хочешь, — сказал Василий.

Она взяла сумку, мыло и полотенце и пошла вдоль берега. Отойдя подальше, чтобы не смущать себя и водителя, который так лихо перебросил ее через границу с ЕС, что она того и не заметила, Настя быстро разделась и вошла в воду. Вода, конечно, была ледяной, но ей выбирать было не из чего. Прокофьева окунулась и принялась намыливать тело, затем снова окунулась, чтобы смыть грязную пену.