Первая мировая война. Миссия России - Дмитрий Абрамов

Дым, чад и пыль повисли в воздухе… Шесть-семь зданий горит. Звонко лопаются зеркальные стекла в окнах, тает и льется, как масло, цинковая крыша, разноцветными огнями вспыхивают горящие электрические провода, рушатся расплавившиеся водопроводные трубы, выпуская воду фонтанами…

«Да, горит хорошо. Неплохо мы постреляли. А ведь горит-то Москва! Наша Москва!» — лезут в голову Космина кажущиеся нелепыми здесь мысли.

«А может быть, уже и не наша? Нет — наша… но что-то ломается, меняется Москва. Меняется Россия… Москва горела в 1611 и 1612 гг., когда ее взяли и выжгли поляки, литовцы, шведы. А потом, уже при Романовых, Россия стала другой, не сразу, но более сильной и великой. Москва горела всего-то чуть более ста лет назад, когда пришли французы и двунадесять языков с Наполеоном в 1812 году, но русские выбили их из России и дошли до Парижа. И Россия вновь стала другой, великой и грозной для всей Европы. А что происходит сейчас? Сон это или явь? Мистика!? Ведь горит Москва. Мог ли я подумать хоть год, хоть полгода, да хоть месяц назад, что увижу такое, что мы сами будем бить из орудий по зданиям первопрестольной и жечь ее? Удержим ли мы древнюю, вещую столицу? Все решается в Москве! Нас тысячи три, может быть, пять тысяч — офицеры, юнкера, кадеты, студенты, гимназисты; их же десятки тысяч — поденщики, грузчики, подмастерья, рабочие, солдаты. Стреляют-то пока они хуже нас, и орудий у них пока нет. Но это — пока…» — продолжают тревожить ум, сердце и душу Кирилла откровенные мысли.

— Господин прапорщик, укройтесь за углом дома! Это место хорошо простреливается! — кричит Кириллу какой-то юнкер и машет ему рукой.

Кирилл словно просыпается от сна и слышит, видит, что пули звонко и тяжело бьют по брусчатке рядом с ним и рикошетят от нее в разные стороны. Он делает прыжок в сторону и через мгновение-другое оказывается за углом здания вместе с остальными. И здесь ему приходит в голову, что он был еще секунду назад на волосок от смерти. Юнкер с усиками и нашивками на рукаве протягивает ему в пальцах, закопченных, испачканных пороховым дымом и засохшей кровью, папиросу. Кто-то чиркает и подносит спичку. Кирилл закуривает, осматривается. Юнкера, реалисты, кадеты и гимназисты явно глядят на него с уважением.

«Ах да, ведь я воевал. Они уважают фронтовиков, завидуют по-хорошему. Вот оно — кадетское и юнкерское, офицерское воспитание! Они тоже хотят воевать за Россию, но вряд ли успеют на фронт. Они сейчас воюют за Россию. Но то, что происходит сейчас, не похоже на фронт», — думает Кирилл и благодарит за папиросу…

* * *

Весь день 27-го Космин с подчиненными ему юнкерами вел огонь по Тверскому бульвару, били по домам, где засели красногвардейцы. Боезапас сильно израсходовали. Под ногами орудийных расчетов катались и звенели по брусчатке десятки пустых снарядных гильз разного калибра. К вечеру юнкерские и добровольческие отряды взяли дом градоначальника на Тверском, и артиллерия замолчала. Да и снарядов больше не было.

Выставив охранение у орудий, люди расположились ночевать в одном из опустевших домов близ Арбатской площади. Уже ночью капитан Ивашов вдруг поднял людей.

— Подъем! Строиться! Становись! — звучали громкие команды в полутьме помещений.

Похватав винтовки, сонные люди выстроились в шеренгу.

— Господа офицеры, юнкера и добровольцы! Разрешите поздравить нас всех! Сегодня ночью на 28 октября нашим доблестным войскам Московского гарнизона удалось овладеть древним Кремлем! В этом есть и ваша заслуга. Благодарю за отличную службу! Ура! — громко произнес Ивашов.

— Ура! Ура! Ур-ра! — раскатисто и звонко грянуло в ответ…

Ночью многие молодые люди, несмотря на усталость, не спали, оживленно, но тихо переговаривались.

Космин дремал. В полусне ему явилась Соня. Она что-то тревожно говорила ему, чего он не мог понять.

— Сонечка, милая, подожди немного, я скоро приду. Вот еще немного, как-то уляжется ситуация, — отвечал ей Кирилл.

Но Соня, одетая в желтое платье, помахала ему рукой и растаяла в предутреннем тревожном полусне.

К утру стрельба в городе усилилась. Утром всех подняли по тревоге. Оставив у пушек охранение из четверых человек, капитан Ивашов повел своих людей к дому градоначальника. Здание обстреливалось со стороны центра города. В доме Космин получил винтовку. Затвор и ствол были еще теплы, и он понял, что из нее еще минут пять назад кто-то вел огонь.

«Кто он? Убит? Ранен?» — думал Кирилл, принимая оружие.

Прибывшим с Ивашовым приказали подняться на второй этаж здания и вести огонь по нападавшим. Там уже без остановки стреляли. Было дымно, что-то горело. Через пенсне Кирилл внимательно осмотрел большое задымленное помещение. Стекла в больших окнах были почти все выбиты. Защитники дома градоначальника, прячась в простенках от пуль, выглядывали в окна, прицеливались, стреляли из винтовок и вновь прятались. Один из офицеров заправлял ленту с патронами в казенную часть неизвестного еще Космину оружия. Делал он это ловко и быстро, видно было, что оружие знакомо ему. Кирилл с интересом наблюдал за его работой. Тем временем Ивашов расставил людей у простенков. Юнкера и добровольцы передергивали затворы винтовок, готовились к стрельбе. Кто-то крестился.

— Внимание, господа. Огонь нападающих очень интенсивен. Сейчас они пойдут в атаку. Приготовиться всем к общему залпу, — скомандовал Ивашов.

«А-а-а!» — послышалось с улицы.

Офицер с неизвестным оружием захлопнул крышку казенной части, передернул затвор. Выглянул в окно, прицелился и стал бить очередями.

«Ого! Как я и думал — пулемет!» — догадался Космин.

— Капитан, подскажите, что за машина у того подпоручика? — спросил он Ивашова, прячась у простенка.

— Английская штучка — ручной пулемет системы «Льюис». В России у нас только в этом году появился. Союзники стали снабжать, черт их возьми. Раньше бы… — отвечал поручик, выглядывая в окно и стреляя из винтовки.

Выступление «Льюиса» подействовало очень убедительно. Огонь ослабел, и атака красногвардейских отрядов захлебнулась.

— Взгляните, прапорщик, как он их приласкал!

Космин выглянул. На площади лежало и ползало несколько десятков человек. Через минуту-другую пули нападавших вновь посыпались как горох. К ним явно пришло подкрепление.

Как и другие, Космин стрелял, набивал магазин винтовки патронами и вновь стрелял. Страх, прятавшийся в сердце, когда он выглядывал в окно, притупился. Один раз он четко увидел сам, что попал. Бежавший по площади солдат, в которого он целил и выстрелил, неловко опрокинулся навзничь, словно поскользнулся на арбузной корке, выронил оружие, раскинул руки.

«Я убил русского солдата», — вдруг отчетливо осознал Кирилл.

Он перекрестился и уже не замечал времени. Рядом с ними падали, заливали загаженный паркетный пол кровью его новые соратники. Недалеко лежал в луже крови юнкер в звании унтер-офицера. Кирилл и не заметил, как того сразила пуля. Вот, охнув, упал на бок шестнадцатилетний юноша-кадет, взвыл от боли и стал кататься по полу. Вон замертво лег грудью на подоконник восемнадцатилетний студент в светлой шинели, выронивший винтовку из холодеющих рук. Их подняли и унесли в коридор…