Дом толерантности (сборник) - Анатолий Грешневиков

– Я тоже не имею привычки чувствовать себя слабой, – пояснила Маша все в том же боевом духе.

Домой возвращалось все семейство Мазаевых на машине Анзора. Рядом с ним на переднем сиденье гордо восседала победительница конкурса с грамотой в руках. На заднем сиденье разместились Ольга Владимировна, Лиза и ее недавно появившийся ухажер Валерий. Анзору пришлось все время молчать, так как Маша при первом же его слове начинала его перебивать и просить не говорить всякой чепухи.

– Жаль, папа не пришел, – сказала Маша при въезде во двор дома.

– Он звонил, извинялся, – заволновалась мать. – Его срочно вызвали в американское посольство. У него переговоры о поездке… Ты же знаешь?!

– У него Америка, у меня – Болгария, – голос Маши погрустнел. – Так семья наша и разъедется по разным сторонам.

– Ты что, дочка, обиделась на папу? – испуганно спросила мать.

– Я просто пошутила.

– Папа давно ждет этого вызова.

– Понимаю.

– Я думал, она только со мной так плохо шутит, – заметил Анзор, пытаясь улыбнуться, глядя в пол-оборота на Ольгу Владимировну.

– За рулем следи, Арбуз, – вспылила тотчас Маша. – Мои шутки – это мои шутки, а не твои. Я не в обиде, я хотела, чтобы папа был в училище.

– Ну, сегодня вечером посидим, папа сейчас придет, отметим твой успех, – миролюбиво залепетала мать. – Лиза с Валерой за шампанским сбегают… Сбегаешь, доча?

– Хорошо, мама, мы сходим, – сразу согласилась Лиза.

– А можно, Ольга Владимировна, я приду к вам вечером в гости? – спросил неожиданно посуровевший Анзор.

Маша фыркнула. Однако ни говорить, ни возражать не стала. У Ольги Владимировны тоже на миг пропал дар речи. Она не знала, что предложить Анзору.

– Наверное, можно, – нехотя промолвили ее губы. – Как ты на это смотришь Маша?

– Мне все равно. Пусть только не болтает, сидит, молчит и никого не учит.

– Когда я кого-нибудь учил? – обидчиво спросил Анзор.

– Конечно, у тебя много недостатков, ты все и не помнишь, – съязвила опять Маша. – Но одно ты должен зарубить себе на лбу – ты постоянно всех учишь жить. Меня, деда, Сабира… Кстати, перед Сабиром ты так и не извинился за сломанный стул…

– Он его сам сломал.

– А я видела собственными глазами – сломал его ты… И ты обещал извиниться за тот учинённый у него разбой.

– Что за разбой? – испугалась Ольга Владимировна.

– Мам, это опять наша шутка.

– Ну, у вас и шутки, – улыбнулась мать, единственный раз за всю дорогу. – Хоть стой, хоть падай.

Перед домом на скамейке сидел старик Иван Никодимыч. Дышал свежим морозным воздухом. Зима стремительно подходила к концу. Солнце уже начинало пригревать, выводить из состояния покоя деревья. Закутавшись в воротник теплого пальто, он думал о своей жизни, о том, как встретит лето, как навестит могилку своей жены на городском кладбище, а потом, может быть, съездит и в тот перелесок, где закопан его четвероногий друг Верный. При горьких воспоминаниях его руки тряслись, веки подергивались, порой по телу волной пробегала холодная нервная дрожь. Зато при виде птиц, при их негромком пении душа его оттаивала, воспаряла над белоснежными березами. Он напрягал слух и внимательно слушал, как где-то рядом с ним весело стрекочут сороки. Затем вдруг мелодичной трелью отзываются привлекательные овсянки.

Ольга Владимировна поздоровалась со стариком первой. Поинтересовалась, не проходил ли домой ее муж. Иван Никодимыч ответил отрицательно. Сидит, мол, он на лавочке битый час, но Николай Степанович мимо не проходил. Зато сороки появились из ниоткуда, видимо, весну на хвосте принесли…

Маша похвасталась победой на конкурсе, показала грамоту. Старик повертел ее перед глазами, вернул без слов.

– Она у меня не первая, – сказала она, сверкнув из-под черных бровей веселыми глазками. – В школе тоже давали за художественную самодеятельность.

– Подумаешь, грамота, – хмыкнул Иван Никодимыч. – У меня их полная посылочная коробка. Могу подарить. Все равно не нужны, али украдут, как ордена.

При слове «ордена» он зло и в упор посмотрел на стоящего рядом с непокрытой головой Анзора. Тот аж отступил на полшага. Старик продолжить говорить, приподнимаясь и отряхиваясь.

– Стащили все награды и хоть бы хны! Сами заработать не могут, а воровать – мастаки!

Анзор сделал непонимающий вид, будто не догадывался, о чем тревожится старик.

Наступила неприятная пауза. В семье Мазаевых все знали о случившейся трагедии, о том, как переживает утрату боевых орденов и медалей их сосед-фронтовик. Вместе они не раз возвращались к разговору о краже и всегда почему-то подозрение падало на Анзора и его дурную компанию. В последнее время даже у осторожного, не любившего зазря подозревать непойманного воришку и всегда спокойного, выдержанного Николая Степановича в голове возникли плохие мысли. И появились они, в первую очередь, после того, как он узнал, что поселившаяся в доме в трех квартирах орава кавказских парней нигде не утруждает себя работой, а живет на широкую ногу. По вечерам любят устраивать пьянки-гулянки, громыхать музыкой. А по утрам выбрасывают к мусорным бачкам кучу пакетов с продовольственными отходами и пустыми бутылками. Однажды он не удержался и спросил Анзора, откуда у них столько денег на разгульную безработную жизнь? Получил скорый ответ – выручает, мол, магазин. Но Николай Степанович с Иваном Никодимычем давно присмотрелись к их небойкой точке и подсчитали: никакого большого дохода магазин не приносит.

– Ну что, мы с Валерой идем за покупками? – торопливо заявила Лиза.

Ольга Владимировна согласно кивнула головой.

– Побыстрее только. Не задерживайтесь. И масла сливочного посмотрите, а то оно закончилось.

Лиза взяла под руку своего кавалера и направилась вдоль парка за шампанским и сливочным маслом в универмаг.

– Масло и у нас в магазине есть, – произнес вслух Анзор, заметив, как влюбленная парочка направляется в другую сторону от его торговой точки.

– Идите, идите, – скомандовала им вдогонку Маша. – У Анзора масло годами лежит, плесенью покрылось.

Анзор раздосадованно, обидевшись на шутку, сердито махнул рукой и скрылся в подъезде. За ним потянулись домой Маша с матерью и сутулый, съежившийся на морозце Иван Никодимыч.

Телевизор в зале работал громко, так громко, что Ольга Владимировна слышала на кухне, готовя праздничный ужин, как диктор усердно характеризовал футболистов, бьющих мяч мимо ворот. Семья Мазаевых была в сборе, ждала хозяина. Матч сборных команд никого не интересовал, но все тихо наблюдали за ним, изображая заинтересованность в его исходе.

Лишь появление отца разрядило напряженную обстановку. Анзор и Маша сидели на диване, насупившись, недовольные друг другом из-за последней шутки о заплесневевшем масле. Лиза хотела познакомить семью с Валерой, рассказать о его работе на телевидении, о том, как благодаря сестре Гале, вращающейся в журналистской среде, она узнала его. Но все ее порывы натыкались на каменное, отстраненное лицо Маши, и желание заводить какой-либо душевный разговор у нее тут же пропадало. Ну, а Ольге Владимировне вообще ни до кого не было дела. Она спешила накрыть стол к приходу мужа. На сковороде гулко и соблазнительно ворчала картошка в масле. Глаза слезились от едкого и сердитого лука.