Потерявшие имя - Август Северн

представшему перед ним образу обнажённой девушки (Дженнифер, подсказало тёплое и мягкое, как поцелуй, касание памяти Кима). Они занимались сексом. Они тонули друг в друге, сливались и перерождались. Став невольным свидетелем таинства, Ночь не почувствовал физического возбуждения. Его сознание было отстранённо и не вовлечено в абсурдную, с его точки зрения, трату энергии. Для стороннего наблюдателя было странно, что эта парочка чувствовала себя единственными объектами во Вселенной, в которой не было даже звёзд. Только свет их тел освещал пустоту. Только их энергия притягивала их друг к другу, заставляла двигаться и замирать.

Машина остановилась. Ночь вышел под свет звёзд, достал свой старый плащ (приятно, что они были не стёрты двумя самовлюблёнными эгоистами). Предоставив свободу действий Киму, «случайный наблюдатель» пошёл к месту проявления тёмной сферы. Дозволив времени течь с положенной ему скоростью, Ночь просто ждал, счищая кожуру с очередного яблока. Бесполезная трата энергии, очевидная для Кима, позволила Ночи осознать бессмысленность собственных попыток наказать «обидчиков» после каждого его входа в тёмную сферу чужой судьбы. Не стоило выплёскивать на них свою ярость, тратить драгоценное время, продлевая муки очередной Жертвы.

За спиной, потрескивая, образовалась тёмная сфера. Ночь поднялся, продавил её, вывалился в знакомую (по рисункам Сида) обстановку. Музейная экспозиция превратилась в театральную сцену, на которой властвовали актёры и Боль. Та каждый раз была иной, воспринималась и входила в его сущность по-новому. Ночь переносил её, скрежеща зубами, загоняя ненужные слёзы обратно, сглатывая встававшие в горле комки обиды, непонимания. Его целью было как можно быстрее коснуться тела девушки, скорее забрать её из укутывавшего её кошмара. Тёмная сфера сопротивлялась его грубому вмешательству, замедляла его движения, пытаясь сковать его тело, — так вязкая смола окутывает насекомое, каменеет, со временем превращаясь в янтарь. Правильный выход, единственный способ выбраться их этой застывающей капли во времени-пространстве — коснуться образа девушки, застывшей посреди тёмной сферы, вывалиться в реальный мир, где у неё будет выбор.

Что-то пошло иначе. Ким как маленький сорванец совершал непонятные для Ночи движения, стремился залезть в «центр лужи». Это и раздражало, и давало повод отстраниться от Боли, сдавливающей как на дне океана. Ким фонтанировал эмоциями, махал руками, залез на мягкую землю газона. И все действия его снимала камера видеонаблюдения, отлично различимая на фоне холодной стены (старая модель, греется сильно при работе).

Бездыханное тело девушки уложено на траву и оставлено под присмотром звёзд. Ким носится со своим вопросом, как маленький мальчик на кондитерской фабрике. Он видит только конфеты, сладости в яркой упаковке, но не хочет замечать машин, оборудования, производящего его любимые лакомства. Ночь преследуют навязчивые образы друга, который делает из него маньяка, дышащего ароматом тёплой крови девушек, вампиром, вбирающим в себя их жизненную силу. Ким — плачущий мальчик над сломанной марионеткой, которую уже невозможно починить, вернуть ей таинство кукольной жизни.

«Он взрослеет, хоть и поздно, — Ночь думает, дышит мыслеобразами Кима. — Пора ему понять, что тело человека лишь физическая оболочка, оправдание перед своей слабостью и аксиома ограниченности».

— Ты специально под камеру полез? — От проделанной работы в горле пересохло, тело с трудом справлялось с очередной порцией чужой боли. — Ищешь популярности?

— Где была камера? — Голос. Разве это мой голос? Или он будет звучать так с того света?

Остановив фургон, Ночь показал рукой под крышу здания. Ким вглядывался с минуту, наконец увидел холодный отблеск стекла. Прикинул обзор камеры, понял, что она записала как он изображал мима, и кожа на его лице слилась со светом далёких фонарей.

— Повезёт, если не работает. — Ночь не помня, как успокаивать чужое волнение, пытался говорить как с рассадившим коленку сыном.

— Давай её собьём. — Ким постарался материализовать из воздуха камень или воспользоваться ручкой двери (если сможет её оторвать).

— Смысл? Если работает — уже записала. — Надо дать ему возможность самому разобраться в ситуации. — Будешь искать по кабелям? Остановлю.

— Нет, — Мальчишеское движение Кима (удар ладонью по лбу), ещё больше напомнило сына. Белое, горячее облако, не встречая сопротивления со стороны Ночи, начало пропаривать каждую его клеточку. — едем домой.

— Чего ты хотел, подходя так близко? — Ночи трудно было понять, какими силами он способен удерживать сознание на клочке мира, заключённом в душную кабину фургона.

— Мне нужно увидеть лицо, — Ким мялся, подбирал слова, — девушки. Все приборы, что я смог достать, не дают нужного разрешения, эффекта. Я уже думал установить инфракрасные прожектора, но…

— Не поможет. — Ночь в борьбе между холодом принятой смерти, давящей на каждый миллиметр его кожи, и нестерпимым жаром, разгоревшимся внутри тела, находился в полубессознательном состоянии. — Камеры увидят усиление света. Полиция поймёт.

— Уже — ФБР.

— Хуже. — Согласился Ночь, стараясь прорваться в контакт с сознанием Кима. Попросить подменить его за рулём.

На автопилоте, не помня, ответил ли на его мольбу Ким, Ночь добрался до будки, упал на прохладную кровать. Концентрация на дыхании, как на единственном проявлении себя в материальном мире, помогла отогнать надвинувшуюся область памяти (сын, дочь, Она). Вместе с белой стеной растворилась боль, забранная им у последней девушки.

Чтобы не возвращаться к чужим и собственным страданиям, Ночь переключил всё своё внимание на Кима. Стараясь разобраться в его мировосприятии (которое «звучит» как чужой язык), он понимает, насколько разное у них ощущение человека как живого существа. Для Кима дышащее, способное к движению и поступкам тело и есть человек. Ночь оставляет куклу-тело, отпуская настоящую сущность Жизни в другой, более прекрасный мир. Сид пытается подобрать аналогии (он не смог пройти внутрь тёмной сферы), находит более или менее соответствующий образ: рыбак ловит карася, забирает его домой, выпускает в аквариум. В диком водоёме столько опасностей (хищники, болезни, паразиты), а аквариум стерилен, безопасен. В лучших (искусственных) условиях рыбка проживёт дольше, вырастет больше.

Ночь не помнит лица своей матери, как ни напрягает память. Вместо лиц детей мутные, расплывающиеся пятна. Она, в доступных (без погружения в боль) уголках его памяти лишь призрак ощущений, тусклый солнечный зайчик, отражённый в его восприятии прежнего мира от её сияющей сущности. Но он почти явственно осязает каждую девушку, уведённую львицами на просторы саванны, чувствует мир всеми порами их прекрасной кожи. Так кто из них настоящая? Та, что осталась лежать, остывая под равнодушным светом звёзд? Или та, что вприпрыжку спешит за львицами?

Ночь забирал свою мзду. То, чего он не просил, от чего бежал — Боль. Она скапливалась, стекалась, притягивалась пустотой в его груди. Вспомнилось вызывающее усмешку на его искорёженных губах определение, данное самому себе Кимом — пылесос. Этот мальчик (хоть по годам они