Потерявшие имя - Август Северн

из пара. За ней прятался ответ, от которого Балерина сознательно отгородилась. Она строила стену из страха, боли и вины (она сама виновата!).

Ночь не знал, как проходить сквозь стены. Зато он умел мягко и настойчиво продавливать оболочку сфер. Медленно, клеточка за клеточкой, он проникал в сознание спящей Балерины. Она была Примой! Наконец-то! Она так долго к этому шла. Заслужила! Её позвал Красавчик, чтобы отметить грандиозный успех. По окончании последней генеральной репетиции её, как королеву, забрали на шикарном лимузине в особняк Спонсора. Красавчик всё подливал ей шампанского. Спонсор колол Балерину недоверчивым взглядом (потянет на Приму?). Она порывалась всем доказать, что способна танцевать в любом состоянии, в каком угодно месте и обстановке.

Потом было первое пробуждение в холодном зале подвала (она с самого начала знала, где оказалась!). Над её головой открылся люк в потолке, когда она зашевелилась.

— Очнулась, Крыса. — Голос знакомый. Наташа? Очень слабая балерина, претендентка на Приму, русская. Да, это её лицо в проёме люка. — Не тем местом ты ублажала, не того человека. Худрук, может, и назначил тебя, но твоя жизнь не в его руках.

Звук плевка. На грудь Балерины упало что-то мокрое, отозвавшись мерзким шлепком в ушах.

— Успокойся, милая. — В проём заглянуло размытое пятно (лицо Спонсора). — Мы знаем, как поступать с крысами.

Крышка люка опустилась.

Он открывался ещё несколько раз. Балерина кричала, угрожала, но получала в ответ лишь плевки. А потом она сломалась.

— Сегодня было открытие сезона. — Снова этот мерзкий голос с акцентом. — Худрук в бешенстве. Ему передали, что Красавчик несколько дней назад отбыл на своей яхте в обществе какой-то балерины, очень похожей на тебя. Спектакль спасло только то, что я была готова и показала себя как верный и преданный делу профессионал.

Она сама испортила свою Жизнь. Она достойна умереть. И пусть пирожное странно скрипит на её зубах. Пусть её одежда в крови от истёртых в кровь ног, от кровавой рвоты и стула.

Ночь уже привык к раздвоенному восприятию мира, тупая чужая боль разрывала его сознание. Видя всё глазами Балерины, ему удавалось одновременно наблюдал со стороны. Сейчас он не рвался защитить её от истязателей. Процесс проходил менее болезненно, так как сама Жертва была безучастна к своей участи. Проанализировав ситуацию и своё положение в пространстве будущего Балерины, Ночь пришёл к выводу, что она находится (будет находиться) под воздействием наркотиков (вода), ему трудно было удалиться или приблизиться к ней. Одним из сдерживающих факторов являлось время. На примере всех предыдущих смертей ему было прекрасно видно, что все его усилия облегчить страдания девушек не имели успеха, пока не подходил момент гибели. Мгновения замещения одной смерти на другую должны были совпадать для него, а не по времени реального мира. Также было мало приятного болтаться в будущем Балерины без возможности рассмотреть лица её истязателей. Как он ни старался, но его не отпускало от Балерины выше уровня потолка. Её затяжное умирание в мареве наркотического дурмана и слабости от кровопотери вытягивало из Ночи больше сил, чем в те моменты, когда он через ярость рвался к мучителям Девушки Огненный Цветок. Не желая проходить ещё один виток умирания Балерины, Ночь сразу начал движение к её телу, как только тягучая патока времени спала с него.

Он был рядом. Он забирал её Смерть. Она соглашалась на такой обмен и была безмерно счастлива перевесом «выгоды» в её пользу.

Провожая глазами бывшую балерину, ведомую львицами, Ночь осознавал, как соприкасаются две реальности в его голове. Мог он назвать себя сумасшедшим? Конечно. Мог он назвать себя Провидцем? Тоже да. То, что открылось ему через последнюю инициацию, не нравилось, отталкивало, как разлагающаяся плоть, пожираемая червями и сочащаяся трупной жидкостью. Мерзко, противно, но это была реальность. Оставалось её принять или сойти с ума.

Теперь ему была видна вся картина будущего с мазками судеб оставшихся девушек (ещё живых), удаляющееся пятно Кима, вкрапления незнакомых (пока) Ночи людей. И в центре холста яркая вспышка — его перерождение. Он гусеница, ставшая куколкой, уже почти готовая сделаться кем-то совершенно другим. Ужасным или прекрасным — не ему решать.

Необходимо было дожить каждую каплю оставшегося времени в этом теле, которое скоро будет отторгнуто, забыто, закопано, съедено червями. А дальше… Что может знать гусеница про полёт? Только падение и удар, но такой вариант не подходит бабочке. Его взяли на замену этому мальчишке, уползающему от него в слизи из жалости к себе, ревности к Ночи (подсознательно он понимает, кто занял его место). Этот «слизняк» научился (его научили?) перерабатывать собственные нечистоты для своей защиты. И самое удивительное, что в малых дозах яд всегда является лекарством.

Миг откровения схлынул. Остались понимание и спокойствие, перетёкшие в осознание моментов, предстоящих и прошедших. Его, как пешку на шахматной доске вывели с поля, чтобы сделать новым ферзём. Ночь им будет, но только до конца партии. После волшебное превращенья закончиться, и пешка снова должна стать собой. Он может просить только об одном: чтобы его больше не ставили на поле. Хватит с него игры.

Ким больше не манил его своим ярким светом. Тот был в начале трансформации. Он был тем самым обжигающим туманом, отсекающим всё лишнее, что могло помешать. Теперь после темноты его ждал новый Свет.

Оставалось понять, как к себе относиться: как к помойному ведру, в которое собирают нечистоты, чтобы потом выплеснуть их, или как к аккумулятору (последнее предпочтительней для его самолюбия). Он наполнится и тогда будет нужен, его используют и… Принятый им груз чужих мучений стал его достоянием, его ношей, частью его Жизни. Это не вырезать никаким скальпелем, не вытравить кислотой (не отобрать).

После встречи с Балериной Ночь видел, что Ким сдал, утратил свой свет, веру в будущее. Трудно назвать момент в жизни человека, когда тот теряет интерес к Жизни, упускает цель, устремление. Ночь осознавал, что частично виноват в выжатом состоянии Кима, но понимал, видел процессы внутри своего друга и возмущения в пространстве-времени вокруг него. Ким менялся, взрослел.

Странным Ночь находил лишь то, что он стал считывать будущее друга. Видел каких-то людей (агенты ФБР?), ведущих допрос Кима. Наблюдал, как его яркая стеклянная сфера всё больше теряет свой блеск, а с ним уходит его радость от повседневного бытия. Возможно, Ночь вспомнил бы, если бы смог, каково это — терять Любовь. «Что имеем — не храним, потерявши — плачем» — это можно было сказать про них обоих. Только Ким имел шанс вернуть,