Танкист №1. Бей фашистов! - Валерий Большаков

– Ну, суки, все! – проговорил Геша, всматриваясь в перископ. – Фрол, двадцать градусов влево. Танк за деревцами.

– Вижу! Бронебойный!

– Есть! Готово!

– Огонь!

Переждав короткий грохот, Репнин скомандовал:

– Иваныч, жми!

– Жму!

– Лехман! Алё!

– Слушаю!

– Будешь за ротного!

– Есть!

– Всей ротой шуруйте за пути, выйдете к востоку от Муравского Шляха.

– Понял!

– Капотов! Твое звено утюжит ПТО.

– Есть!

– Заскалько!

– Тута я!

– Справа от ваших «тяжеловесов» роща. Огибаешь ее справа, там вроде просека, и выходишь немцам во фланг.

– Есть!

– Только смотри, там пушки.

– Понял, будем смотреть!

Репнин не зря натаскивал батальон без малого два месяца. Мехводы должны быть расторопными, наводчики – меткими, заряжающие – ловкими, а командиры – умными, сметливыми и гораздыми на выдумку.

Нельзя было надеяться на мощные орудия – немецкие «ахт-ахт»[32] способны с полутора километров засадить вам бронебойный. «Тройки» с «четверками» могут и не пробить вам броню, если в лоб пойдут, а ежели в борт или в корму?

Так что вертеться надо, крутиться да поворачиваться.

Думать, соображать, быть умнее противника, быстрее и сообразительнее. Иначе сгоришь.

А люфтваффе каждый день устраивала налеты, по пятьдесят, по восемьдесят самолетов одновременно бомбили район действия корпуса! Катукову же в штабе 13-й армии выделили всего десяток истребителей и столько же штурмовиков…

Послав роты Лехмана и Заскалько в обход, Геша более никаких команд не отдавал. Зачем?

Каждый танкист, каждый взводный и комроты знает свой маневр. Все парни бывалые, битые и не забыли, с какой стороны у пушки дуло. Таких учить – только портить.

– Мужики! Атакуем немца в лоб! Но не дальше рощи.

Похоже, гитлеровцы не ожидали столь мощного отпора, но продолжили наступление. «Юнкерсы», отбомбившись, улетели, звено Капотова в упор расстреляло позицию артиллеристов, выцеливавших русские танки, и вся вражья сила осталась прямо впереди – серые коробки с черными крестами. Штук тридцать как минимум.

Их немцы выделили для поддержки 385-й дивизии вермахта, той самой, которую 1-му танковому корпусу было приказано окружить и уничтожить.

– Бронебойный!

– Готово!

– Выстрел!

85-миллиметровый снаряд нашел свою цель – «Т-IV» вздрогнул, будто подавился, и замер. Из моторного отсека повалил дым – видать, бронебойный прошил весь танк, подрывая двигатель, – а в следующую секунду фонтаны огня ударили из люков.

– Спекся!

На немецкий танк, следующий в очереди, ушло два снаряда – первый разбил «тройке» гусеницу, и машина неуклюже подвернула, а второй вошел в борт.

Боезапас не сдетонировал, но ни один «панцерзольдатен» не полез наружу.

«Т-III» задымил, вспыхнул и загорелся, пуская к небу огонь и копоть. Гори, гори ясно…

Сразу четыре вражеских танка остановились, словно их командиры совещались, а после дружно дали задний ход. Видать, поняли, что русские зубастее, и лучше им линять, пока не поздно.

Отступавшая четверка внесла разброд и сумятицу в строй, чем здорово помогла «тяжеловесам» – залп 107-миллиметровых снарядов был воистину сокрушающим.

Промаха не сделал никто, да и мудрено было не попасть в кучу ревущего и стонущего железа. Разрывы подняли клубы огня выше деревьев, обломки раскаленного металла реяли на большой высоте. Иные немецкие танки сослепу наезжали друг на друга, сталкивались, цеплялись бортами, распускали гусеницы, а тут им и второй залп!

Повезло лишь тем «панцерам», что наступали на противоположном фланге. Но скоро пришел и их черед – рота Лехмана, одолевая железнодорожную насыпь, с ходу открыла огонь, завершая разгром.

Немецкие пехотинцы, немногие из тех, что выжили в грохочущем пекле, метались среди горящих машин.

Репнину запомнилась картинка: горящий «Т-III» то натягивал «гусянку», дергая катками, то ослаблял натяг – будто бронемашина агонизировала и вздрагивала от конвульсий.

Геннадию даже жалко стало глупый механизм – тот-то ни в чем не был виноват. Хорошая, добротная вещь, которую всякие сволочи делают орудием убийства.

– Заскалько! Не увлекайся, снаряды пожалей.

– Для фрицев не жалко!

– Все целы? Взводные!

– Все, тащ командир!

– Вперед!

* * *

…Днем прошел дождь, и грунтовки раскисли. «Трехтонки» «ЗИС-5» с пушками на прицепе едва тащились, одолевая лощины и овраги. Наконец, танковый батальон выбрался на дорогу, от которой исходил еще легкий влажный пар.

Заляпанные грязью танки прибавили скорости.

За Жерновкой Репнин увидал тягач, увязший в грязи по самые оси. Отцепленная пушка была приведена в боевое положение. Рядом с орудием стоял наводчик с двумя противотанковыми гранатами в руках, готовый, если что, подорвать орудие.

– Тормози, Иваныч.

– Этих вытянем?

– Свои же… Фрол, останешься за меня. Федотов, ты со мной. Прогуляемся.

Репнин выбрался из танка и спрыгнул в мокрую траву.

– Привет пушкарям!

– Дернете? – обрадовался наводчик.

– А чего ж не дернуть?

Оставив Иваныча «дергать», Геша отправился на разведку.

– Хорошо, что мы на танке! – высказался Федотов.

– Да уж… Танки грязи не боятся.

Метров за сто от дороги Репнин вышел к окопам. Похоже, вчера тут шел неслабый бой – вокруг каски, противогазы, винтовки, патроны… А в окопах – трупы погибших солдат.

Сладковато-приторный запах разлагавшихся человеческих тел стоял в воздухе, и никакой ветерок не мог его развеять.

– Так и не забрали своих… – пробормотал башнер.

Геннадий хмуро кивнул. На бруствере одного из окопов он увидел крест, сложенный из расстрелянных гильз.

Видать, верующий был защитник Родины. Или вспомнил о Боге, когда уразумел, что отсюда не выбраться? Бог весть…

* * *

В журнал боевых действий 1-го танкового корпуса было вписано: «В результате героических действий, смелости и отваги личного состава задача, поставленная перед корпусом, была выполнена с честью. Где бы противник ни пытался развить успех, везде встречал сокрушительный отпор танкистов и на север продвинуться не смог».