Отчуждение - Сергей Самаров

Тактика совсем не новая, и даже самим Арсамаковым применялась уже несколько раз. Это я знал, собирая материалы о действиях его банды, когда готовился к ее уничтожению. Да и федералы многажды точно таким образом уничтожали сильные и опасные банды. Но в данном случае эмир Арсамаков жестоко ошибся. И только потому, что не знал о получении нами двух «беспилотниках». Он, скорее всего, имеет понятие о дронах. Наверное, как поговаривали, и в Интернет время от времени выходит, и читает что-то на различных специализированных сайтах. И понимает, как его можно с помощью «беспилотников» отследить и уничтожить. Но для этого следует знать, что беспилотники в конкретный момент висят в небе, рассматривают горы под собой, и передают информацию. А специальной аппаратуры, чтобы «беспилотники» определить, у Арсамакова не было. Для простого человеческого взгляда это вообще сложно. Если смотреть сбоку, дрон еще можно увидеть. Особенно, если он находится на небольшой высоте. Как несколько часов назад увидел его младший сержант Красников после уничтожения «засадного джамаата». А если вертикально вверх смотреть, то дрон, благодаря своей окраске, выглядит каким-то кусочком облака, да и только. И движется, словно облако, неторопливо. Это высотные «беспилотники» самолетного типа летают быстро, но слишком высоко, чтобы их можно было увидеть. Иногда, правда, и они оставляют инверсионный след, как большой реактивный самолет, но и тогда трудно понять, большой пассажирский самолет пролетает в небе или маленький разведчик. Но и инверсионный след обычно случается увидеть только при излишне большой высоте полета, на которой летают только очень большие «беспилотники», способные, в дополнение к разведывательным функциям, самостоятельно наносить мощный ракетный или бомбовый удары. Такие, как правило, не работают со взводными задачами. Им подавай, что покрупнее, посолиднее. Но нас в нашей ситуации, по сути дела, спасли и выручили самые просты из «беспилотников», которыми управлять можно без проблем, которые запустить можно, по сути дела, с рук. И выручили основательно, предупредив и о «засадном джамаате», и о планируемой установке мин. Наблюдая за передвижением банды, я подозвал к себе взводного сапера рядового контрактной службы Глумковского. Сразу спросил, словно пожелал проэкзаменовать:

– Саня, МОН-90 какой взрыватель имеет?

– Бывает, радиоуправляемый – с пульта, если есть возможность следить за моментом активации. Но в горах ими редко пользуются. Горы сигнал могут экранировать. Чаще ставят детонатор обрывного действия. Есть и другие, но бандиты обычно пользуются обрывным. Простая «растяжка» при легком прикосновении к проводу обрывается, натяжной стержень детонатора выпрямляется, и следует взрыв.

– Снять уже установленный взрыватель сложно?

– Никаких проблем. Отжимаешь ладонью натяжной стержень, и вывинчиваешь взрыватель. Главное, ладонь не убрать раньше времени, пока не вывинтишь.

– Тогда будь рядом. Как только бандиты МОН-90 установят, место с тобой отметим, и пойдешь туда. Хорошо бы что-то хитрое придумать. Там для нас ловушку готовят. Как бы ее перевернуть в обратную сторону?

– Ничего проще нет, товарищ старший лейтенант. Поставлю там же светошумовые мины. А на МОН-90 установлю шумоволновые взрыватели-детонаторы. Кого осколками не побьет, те ослепнут и оглохнут. Главное, чтобы стемнело вовремя. Иначе свет хорошо ослепнуть помешает.

Это я знал. Светошумовая мина хороша тогда, когда взрывается ночью. На громкий звук обернется даже тот, кто уже мимо прошел. Так человеческая психика работает. И тогда увидит яркий белый столб света, после которого несколько часов вообще ничего видеть не будет. Использование таких мин, как правило, не только самих бандитов временно делает небоеспособными, но еще и психику сильно травмирует. Большинство людей не знают, что они ослепли и оглохли только на несколько часов[23]. И многих охватывает истерика. А что такое истерика среди людей, держащих в руках оружие? Мне рассказывали, что было уже несколько случаев, когда бандиты в истерике друг друга сослепу расстреливали. Начинали вдруг посылать вокруг себя длинные очереди от пояса. Только от истеричного испуга. Не видели и не слышали, в кого стреляют. И федеральным силам оставалось только дождаться, когда у бандитов патроны кончатся. После чего можно спокойно подойти, и связать их. Кто не захочет руки подставить, все равно без зрения не успеет голову от удара кулаком убрать. Связанным он все равно окажется, только вот с целым или с разбитым лицом – это уже вопрос сугубо личного вкуса каждого отдельно взятого бандита.

Мне осталось только ждать, чтобы потом выработать простейший план действий взвода.

Я вообще, честно говоря, имею склонность к самым простым планам, без замысловатых хитростей, которые, еще неизвестно, сыграют или нет. Я считаю, что действия бойцов должны быть простейшими, и всем без исключения понятными. Такие действия легко выполняются, и, как правило, не приводят к срыву. Может быть, они не выглядят слишком эффективно в строчках рапортов после выполнения задания, но всегда бывают элементарно эффектны. И потому приемлемы при любых условиях.

Я смотрел в монитор, увидел, как бандиты подошли к своей засаде, где все остановились для короткого совещания. Потом бандиты из засады разделились – восемь человек двинулось вперед, а десять осталось в общем составе.

– Красников! – позвал я.

Младший сержант отзываться не стал, просто встал с соседнего камня, где отдыхал, и оттачивал бруском свою лопатку, с которой давно уже стер бандитскую кровь. Как и полагается, об одежду убитого противника.

– Сюда десять человек идут.

– На лопатки брать? – младший сержант показал свою лопатку, не как шанцевый инструмент, а как рвущееся в бой оружие, для чего сменил хват черенка на жесткий. И продемонстрировал своим жестом, что термин «на лопатки» не имеет никакого отношения к спортивной борьбе, поскольку война – это совсем не спорт.

– Нет. Стреляешь. Более того, половина из них пусть уходит назад. Можно чуть меньше половины. Как получится. Хотя бы трое или четверо пусть уйдут. Но сам ты в преследование не идешь. Как только бандиты отступят, из засады выходишь, и ждешь возвращения взвода. Я буду на связи, выполнение можешь не докладывать. Сам услышу. А отвлекаться мне будет трудно. Только если что-то не так пойдет, сообщишь. Все понятно? Вопросы есть?

– Понятно, товарищ старший лейтенант. Вопросов нет.

– Сколько человек с собой оставишь?

– Троих хватит. Вот-вот стемнеет. Когда они к нам подойдут, уже точно стемнеет. У них ночных прицелов нет. Мы отработаем. Часть положим, часть прогоним.

– Сам выбирай, кого оставишь. И позицию готовь.

Василий без сомнений и раздумий назвал по имени троих солдат своего отделения, на которых полагался, как на самого себя. Он своих солдат знает лучше, чем я. Это понятно. Они же вместе бывают круглые сутки, тогда как командир взвода время с вечера до утра обычно проводит дома. И вчетвером бойцы отошли к середине тропы, протоптанной нами по траверсу хребта. Стали выставлять из камней брустверы, причем, не привычными бугорками, а вертикальными бойницами, чтобы можно было и ствол высунуть, а не перекрывать поле зрения оптического прицела. Я за их работой не следил. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что начали они готовиться правильно. Никогда не имею привычки следить, как мои приказы выполняются. Я всех одинаково учил засаду устраивать. Кто как научился, его дело. Но каждый боец должен сам о себе заботиться, если жить хочет. Это правило должно выполняться неукоснительно. Потому контроль в таких делах я считаю лишними придирками, которые бойцов только нервируют. А зачем нервировать людей перед боем. Пусть даже этот бой планируется коротким – на уничтожение противника. Боец в засаде должен сохранять предельное хладнокровие.