Завещание - Джон Гришэм

Действие аспирина, который дал ему Жеви,закончилось, голова опять начала болеть. Нейт провалился в забытье и очнулся,лишь когда появился Уэлли с бутылкой воды и миской риса. О`Рейли ел рис ложкой,но руки у него так дрожали, что рис просыпался на рубашку и в гамак. Он былтеплым и соленым. Нейт съел все до последней крупинки.

– Маис? – спросил Уэлли.

Нейт отрицательно покачал головой – больше ненадо – и отпил воды. Потом он снова откинулся на спину и попытался заснуть.

После нескольких фальстартов нарушение суточногоритма, вызванное долгим перелетом, усталость и последствия выпитой водки все жесделали свое дело. Помог и рис. Нейт впал в тяжелый глубокий сон. Уэллинаведывался к нему каждый час.

– Храпит, – докладывал он Жеви, стоявшему намостике.

Нейт спал без сновидений часа четыре, пока“Санта-Лаура” продвигалась на север, преодолевая встречный ветер и течение.Проснувшись, Нейт снова услышал размеренный стук мотора, но ему показалось, чтосудно стоит на месте. Он осторожно приподнялся в гамаке и, повернув голову,стал вглядываться в берег, желая убедиться, что они действительно плывут.Растительность вдоль реки была густой, а сама река – необитаемой. Позади суднапенилась струя. Задержав взгляд на одном дереве, Нейт понял наконец, что онодвижется относительно судна и, следовательно, они плывут. Куда-то. Но оченьмедленно. Река поднялась из-за дождей, плыть по ней стало легче, но скоростьдвижения против течения не увеличилась.

Тошнота и головная боль прекратились, однакошевелиться Нейт все еще старался осторожно. Он предпринял отважную попыткувыбраться из гамака, прежде всего потому, что необходимо было облегчиться. Емудовольно быстро удалось поставить ноги на палубу, но после этого он вынужденбыл дать себе немного отдохнуть. И в этот момент тихо, словно мышка, появилсялучезарно улыбающийся Уэлли с маленькой чашечкой кофе.

Нейт принял у него горячую чашку, погрел о нееруки, потом сделал глоток. Никогда не ощущал он запаха приятнее.

– Обригадо, спасибо, – сказал он.

– Сим, не за что, – ответил Уэлли с еще болеелучезарной улыбкой.

Попивая чудесный напиток, Нейт старался несмотреть на Уэлли. Парнишка был одет в обычное для здешних матросов рванье:старые спортивные шорты, видавшую виды майку, дешевые резиновые сандалии,защищавшие его загрубевшие мозолистые ступни. Так же, как у Жеви, Валдира ипрочих бразильцев, которых Нейту довелось видеть, у него были черные волосы,темные глаза и коричневатая кожа – светлее, чем у одних, темнее, чем у других,но имевшая собственный неповторимый оттенок.

“Я жив и трезв, – подумал Нейт, приканчиваякофе. – Еще раз заглянул в преисподнюю, увидел собственное мутное отражение вее кривом зеркале, поздоровался со смертью и вот опять – сижу, дышу, я выжил, яспасся из ада. Дважды за последние три дня я прощался с жизнью, но, видно,время мое еще не пришло”.

– Маис? Еще? – спросил Уэлли, кивком указываяна пустую чашку.

– Сим, да, – ответил Нейт, протягивая емучашку. Два шага – и мальчик скрылся из виду.

После авиакатастрофы и выпитой водки телоНейта было словно сведено судорогой, но он заставил себя встать и безпосторонней помощи постоять на палубе, правда, слегка согнув ноги в коленях ипошатываясь. Но ведь он мог уже стоять – одно это дорогого стоило.Выздоровление означало теперь лишь серию маленьких шажков, скромных побед.

Если выстраивать их последовательно, упорно,без заминок и провалов, непременно поправишься. Никаких лекарств – толькоздоровый образ жизни и очищение организма. А еще празднование каждой маленькойпобеды. Эту задачку он уже решал много раз.

В этот момент плоское дно судна наткнулось намель, протащилось по ней, и корабль резко мотнуло в сторону.

Нейт повалился обратно в гамак, но неудержался в нем и упал на палубу. Он больно треснулся головой о деревянныйнастил. С трудом снова поднявшись на ноги, Нейт одной рукой ухватился заперила, другой потер ушибленную голову. Крови не было, только небольшая шишка –еще одно незначительное повреждение его многострадального организма. Зато ударокончательно привел его в чувство, и когда зрение прояснилось, он, продолжаядержаться за перила, медленно пошел на крохотный скрипучий мостик, где, положиводну руку на штурвал, сидел на высоком табурете Жеви.

Характерная мимолетная бразильская улыбка – ивопрос:

– Как себя чувствуете?

– Намного лучше, – почти смущенно ответилНейт.

Смущение было чувством, которое Нейт напрочьотбросил Много лет назад. Алкоголики, наркоманы стыда не ведают.

Они так часто бесчестят себя, что вырабатываютсвоего рода иммунитет против смущения.

Уэлли, балансируя, поднялся на мостик, в обеихруках держа по чашке кофе. Одну вручил Нейту, другую – Жеви, после чего уселсяна узенькой скамеечке возле капитана.

Солнце начинало садиться за дальние горы наболивийском берегу. Воздух стал прохладнее и легче. Жеви нащупал майку,лежавшую на скамейке, и надел ее. Нейт опасался шторма, но река была неширокой– в случае чего они смогут пришвартовать проклятое суденышко и привязать его кдереву.

На берегу показался маленький домик, первоечеловеческое жилье, которое Нейт увидел после Корумбы. Там виднелись признакижизни: лошадь, корова, каноэ, вытащенное на берег. Мужчина в соломенной шляпе,истинный пантанейро, выйдя на крыльцо, помахал им рукой.

Когда они проплыли мимо дома, Уэлли обратилвнимание на густую массу чего-то зеленого, врезающегося с берега в воду.

– Жакарес, – сказал он.

Жеви равнодушно взглянул в указанномнаправлении.

Он повидал на своем веку миллионы аллигаторов.О`Рейли пока видел лишь одного, с высоты лошадиной спины, и теперь, наблюдая заотвратительными рептилиями, зорко следящими за ними из прибрежного ила,подумал, что любоваться ими лучше все-таки издали.

Какое-то чувство, однако, подсказывало Нейту:до окончания путешествия придется сталкиваться с этими мерзкими тварями гораздочаще, чем ему бы хотелось. При поисках Рейчел Лейн придется пользоватьсялодкой, привязанной к корме “Санта-Лауры”. Они с Жеви, плавая в ней по мелкимпритокам, пробираясь сквозь темные, заросшие водорослями заводи, непременнонаткнутся на лежбища жакарес и прочих плотоядных гадов, с нетерпением ждущихлюдей, чтобы съесть их на обед.