Целуй и танцуй. В поисках любви в Буэнос-Айресе - Марина Палмер

Дилемма оказалась трудной и требовала быстрого решения, и потому я принялась высчитывать степень риска, пытаясь сопоставить возможную награду в виде танца с Хосе с ожидающим меня кошмаром, если Варгас окажется Хулио. Обычно, когда нужно выбрать между тем, делать что-то или не делать, я делаю, а расплата приходит позже. Но в данном случае, как ни горько это признавать, я испугалась. Меня снова охватил страх получить какие-нибудь увечья. Я использовала стратегию Б — то есть уставилась в пространство, немного повернув голову, так что казалось, будто я задумчиво изучаю пустое место слева от Хулио/Хосе.

Мне никогда не везло в том, что касается пари. Пока я задумчиво смотрела вдаль, краем глаза мне удалось заметить удивленное выражение, которое могло появиться лишь на лице Хосе. Он никак не мог взять в толк, почему я решила вдруг отказать ему… Никто раньше его не отвергал, и абсолютно понятно почему (надеюсь, я подробно это объяснила). Какое счастье, что я собрала волосы в пучок, иначе принялась бы рвать их на себе. Это не преувеличение. Откажетесь от приглашения на милонге — и уже ничего нельзя будет исправить. Мужчины, как правило, считают отказ личным оскорблением и уже ни за что не захотят пригласить вас снова. Какой кошмар! Не хочу даже думать об этом. Боже мой, что я наделала?

14 октября 1999 года

Хосе не только простил мне оскорбление, но, похоже, все обернулось в мою пользу. Судя по всему, по ошибке отказавшись с ним танцевать, я его только раззадорила. Но потерю той танды, которую мы с ним не станцевали, я стану оплакивать до конца жизни. Вот насколько он хорош, и сам знает об этом, что делает его еще более сексуальным, а значит — просто чертовски привлекательным. Хосе не столь красив. У него тот же самый средиземноморский оливковый цвет лица, темные волосы и бородка клинышком. Но его кожа вся в рытвинках от прыщей. Забавно, но на то, что могло бы показаться недостатком в другом мужчине, в данном случае можно легко махнуть рукой. Тело же его прекрасно, и я утверждаю это без малейших оговорок. Он настолько хорошо сложен, что даже Фидий не смог бы высечь из мрамора более совершенное творение. В нем есть нечто такое… Даже не могу сказать, что именно. Конечно же, как бы сильно я ни мечтала стать его партнершей, не стоит все-таки обманывать себя, что он Тот Самый Мужчина. В конце концов, он танцует с Розариной, и хотя мне ужасно хотелось бы стать похожей на нее, знаю, мне не удастся достигнуть уровня ее мастерства даже через миллион лет. Как бы я хотела избавиться от ужасной и несносной привычки изображать из себя спокойную и невозмутимую, даже когда меня переполняет безудержная страсть!

Ну так вот, только представьте, насколько я была польщена, — а также, как сильно запаниковала, — когда звезда из самой дальней среди далеких галактик между двумя танцами пригласила меня сходить куда-нибудь. (На сей раз я решила подстраховаться и приняла предложение Хосе/Хулио, кем бы он ни был, наугад.) Я была сражена. Ведь парни на милонге никогда не назначают девушкам свиданий. Они считают, что могут просто так подобрать вас на танцполе, а потом съездить к вам перепихнуться. (И никогда не приглашают к себе, ибо живут (1) в хибарке, (2) с мамой, (3) с сестрой, (4) с подружкой или (5) с женой. Интересно, им никогда не приходило в голову, что, возможно, именно по этой причине они получают секса меньше, чем хотели бы?) Может быть, они еще не открыли для себя такое изобретение человечества, как телефон? А может, считают ниже своего достоинства звонить женщине? Теперь понимаете, почему от изумления я впала в состояние шока, из которого меня вывел голос Хосе. Он звучал немного напряженно. Разве такое бывает? Боги ведь никогда не волнуются! Он приглашал меня в театр в следующий вторник. Я, будучи смертной, промямлила что-то нечленораздельное.

Никак не вспомню, когда в последний раз я ходила на свидание. У меня так давно не было практики, что, думаю, я уже забыла, как это делается.

19 октября 1999 года

Буквально во всех смыслах я действительно оказалась на свидании с богом. Пусть моему богу всего двадцать один (так что официально мы с ним одного возраста), а его кожа вся в рытвинках от прыщей, он все равно остается богом. Когда вы идете на встречу с небожителем, то расслабиться явно не удастся. И возможно, в первый раз в жизни вы просто лишаетесь дара речи, а когда наконец снова обретаете способность говорить, то ляпаете такую глупость, что дар речи снова пропадает (вероятно, чтобы спасти вас от новых глупостей). Единственное средство, приносящее облегчение, — шампанское.

— Ты всегда так много пьешь? — спросил Хосе. Подозреваю, раньше он не встречался с женщиной, которая употребляла хоть каплю алкоголя. Женщины в Аргентине не пьют ничего крепче содовой — и даже это считается рискованным. Аргентинки беспокоятся, что пузырьки могут ударить в голову или, что еще хуже, в какую-нибудь другую часть тела.

— Да… Я хочу сказать, нет… То есть не знаю… — Вот пример того, какой остроумной и блестящей беседой я весь вечер его развлекала.

После спектакля — уже не припомню, что именно шло в тот вечер, — мы поужинали, а после ужина пошли в «Алмагро». В такси по дороге туда мы проехали церковь, и я заметила, что и Хосе, и водитель одновременно осенили себя крестным знамением. Мне этот синхронный жест показался трогательным. Надо же, прежде я не подозревала в нем хоть бы какой-то глубины. Судя по всему, в нем больше духовности, чем я думала, я его просто недооценивала.

В «Алмагро» мы оказались свидетелями того, как на сцену выкатили кресло с бедной старушкой Карменситой Кальдерой[55](ей уже исполнилось сто лет) и заставили ее встать и исполнить несколько номеров. Надеюсь, в мой столетний юбилей мне позволят тихо и мирно посидеть в кресле. До сих пор не могу понять, что это было: полный абсурд или же, наоборот, возвышенное зрелище. Предоставляю вам решить это для себя…

К нам присоединился Хулио, и я еще больше налегла на спиртное. Снова мне казалось, будто я между адом и раем, ибо за каждую танду в паре с Хосе мне приходилось выносить пытку танды с Хулио. Но как я могла отказать ему? Он сидел за нашим столиком. Да и освещение в «Алмагро» (было очень темно) сильно все усложняло. Когда мы налетели на стол, уронив бутылку шампанского, содержимое которой пролилось на мои любимые черные замшевые туфельки, я оказалась на волосок оттого, чтобы произнести речь, которую заготовила еще во время предыдущего танго, надо сказать, не намного более удачного: «Хулио, любовь моя (как свидетельствует мой опыт, всегда следует смягчить удар ласковым словом), я считаю тебя просто потрясающим мужчиной и хочу, чтобы мы остались друзьями. Поэтому прошу, перестань меня приглашать. И давай раз и навсегда положим конец этому фарсу. Иначе я закричу. Спасибо за понимание».

Конечно же, ничего подобного я не сказала. У меня вообще не хватило мужества произнести хоть что-нибудь. Я прикусила язык и проковыляла обратно к столику, издавая по пути какие-то странные хлюпающие звуки.

Наконец Хосе сжалился надо мной и спросил, не хочу ли я уйти.