Судьба Темного Меча - Трейси Хикмэн

«Как же он жаждет любви! — с болью в сердце подумал Сарьон. — Но когда кто-то протягивает ему руку дружбы, он бьет по этой руке...»

Двое молодых людей ушли. Принц время от времени поглядывал на Джорама, а Джорам смотрел прямо перед собой.

Когда они были уже у края леса, каталист заметил черную тень, которая отделилась от дерева и медленно, бесшумно скользнула за ними следом.

Сарьон только сейчас заметил, что дрожит от холода. Он вернулся в постель. Заворачиваясь в одеяла, каталист подумал, что следовало бы сейчас вознести молитву Олмину за благополучное возвращение юноши.

Но Сарьон не стал беспокоить молитвой своего неслышащего, а может быть, и несуществующего бога. Вспомнив, как изменилось поведение Джорама, каталист понял, что теперь юноша еще больше утвердился в своем решении и намерен во что бы то ни стало достичь цели. Подумав об этом, Сарьон не решился возблагодарить бога.

Скорее уж стоило бы молить бога о милосердии.

Как только снегопад закончился, ветер сразу же затих и небо быстро прояснилось. В лесу стояла тишина, но какое-то неясное напряжение было разлито в воздухе — как будто великан сделал вдох, вобрав в себя облака, снег и ветер, и теперь затаил дыхание, выжидая, чтобы потом выдохнуть все это обратно. В последующие дни напряжение никуда не делось, хотя небо все время оставалось ясным и безоблачным — того пронзительно-голубого цвета, каким небо бывает только зимой, — и ничто не предвещало возвращения непогоды.

Но все, кто был на поляне, знали, что неистовая буря бушует — в душе черноволосого юноши. Темные грозовые тучи не сразу бросались в глаза. После того утра, когда Джорам вернулся из леса, он оставался холодным и невозмутимым, молчаливым и замкнутым. Он говорил только тогда, когда кто-нибудь обращался к нему с вопросом, но отвечал кратко и рассеянно, как будто не слышал, о чем его спрашивают. Большую часть времени в лагере его не было, каждый день они вдвоем с принцем надолго пропадали в лесу. Возвращаясь после этих отлучек на поляну, Джорам был еще более замкнутым и отстраненным, чем обычно. Тем, кто наблюдал за ним, казалось, что нервы юноши натянуты, как струны на плохо настроенном инструменте.

Сарьон очень надеялся (хотя и не молил об этом бога), что какая-нибудь опытная рука медленно и бережно ослабит натяжение этих струн прежде, чем они порвутся, и извлечет чудесную музыку, которая, как подозревал каталист, таится в душе юноши. Будет ли это рука Гаральда? Сарьон начал надеяться, что это так, и надежда облегчила тяжесть его бремени. Каталист не знал, чем они занимаются и о чем разговаривают, когда уходят куда-то вдвоем. Джорам упорно отказывался об этом говорить, а Гаральд сказал только, что обучает Джорама владеть мечом.

Потом, примерно в середине недели, принц Гаральд пригласил каталиста сопроводить их на «ристалище», как он в шутку называл то место, где они с Джорамом каждый день упражнялись в фехтовании.

— Вы нужны нам, чтобы помочь поэкспериментировать с Темным Мечом, отец, — объяснил Гаральд, когда они с Джорамом пробудили Сарьона от беспокойного сна. Они разговаривали, стоя возле кардинальского шатра, и старались не шуметь, чтобы больше никого не разбудить.

На лице каталиста отразилось мрачное неодобрение. Заметив это, Джорам нетерпеливо вздохнул, но Гаральд подал юноше знак, чтобы тот держал себя в руках.

— Я понимаю ваши чувства, отец Сарьон, — мягко сказал принц. — Но вы ведь не допустите, чтобы Джорам отправился в Мерилон, не зная силы своего оружия?

«Будь моя воля — я бы вообще не допустил, чтобы Джорам отправился в Мерилон», — подумал каталист, но ничего не сказал.

В конце концов Сарьон согласился пойти с ними на ристалище. Он не мог не признать, что доводы принца весьма убедительны. Кроме того, каталисту и самому втайне было любопытно узнать, на что способен Темный Меч. Завернувшись в теплый плащ, предложенный принцем, Сарьон пошел вместе с молодыми людьми.

— Простите, что пришлось побеспокоить вас, отец, — извинялся Гаральд, пока они пробирались между заснеженными деревьями. — Конечно же, я мог бы попросить об этой услуге кардинала Радисовика... Но и я, и Джорам, мы оба считаем, что чем меньше людей знают об истинной природе этого меча, тем лучше.

Сарьон согласился с этим полностью.

— Кроме того... — Гаральд улыбнулся. — Хотя Радисовик в основном мыслит довольно прогрессивно и либерально — даже слишком либерально, по мнению вашего епископа, — боюсь, Темный Меч все-таки не вполне совместим с его принципами.

— Я постараюсь сделать все, чтобы помочь вам, ваша светлость, — ответил Сарьон, пряча замерзшие руки в рукава своей потрепанной рясы.

— Превосходно! — сказал Гаральд. — А мы постараемся сделать все возможное, чтобы вы не мерзли. Нам с Джорамом холод, похоже, совсем не страшен.

Принц и юноша переглянулись, и Сарьон с удивлением заметил легкую улыбку на губах и проблеск теплого чувства в темных глазах Джорама. В то же самое мгновение у Сарьона потеплело на душе, да и в целом он как будто немного согрелся.

«Ристалище» оказалось участком расчищенной, промерзшей земли посреди леса, на некотором удалении от большой поляны, где располагался лагерь. Хотя Сарьон знал, что недремлющие Дуук-тсарит наверняка таятся где-то рядом, он не увидел колдунов. Здесь, в окружении заснеженных деревьев, создавалось впечатление полного уединения. А может быть, колдунов и в самом деле здесь не было. Принц мог отослать их подальше, чтобы действительно сохранить в тайне возможности Темного Меча.

Гаральд усадил каталиста в настоящее гнездо из роскошных мягких подушек, которые сотворил магией специально для него. Он добавил бы и подогретое вино, и прочие деликатесы, которые мог бы пожелать каталист, если бы Сарьон не отказался, смущенный таким вниманием.

Сарьону нравился принц — и он ничего не мог с этим поделать. Гаральд вел себя с каталистом неизменно вежливо и уважительно, всегда заботился о том, чтобы ему было удобно, был внимателен к настроению Сарьона — и при этом ни разу не выказал пренебрежения или высокомерия. Принц относился так не только к пожилому каталисту. Он со всеми так обходился — от Симкина и Мосии до Дуук-тсарит и Джорама.

«Наверное, народ Шаракана очень любит своего принца!» — подумал каталист, глядя, как изящный, элегантный молодой человек разговаривает с неуклюжим, неуверенным в себе юношей. Гаральд внимательно выслушивал Джорама, держался с ним как с равным, но в то же время, если считал, что Джорам не прав, не стеснялся указать на это.

Джорам тоже как будто изучал Гаральда. Может быть, именно это и вызвало смятение в его душе. Сарьон знал, что Джорам с радостью отдаст все, что угодно, чтобы к нему относились с таким же уважением и любовью, как к этому молодому человеку. Может быть, юноша все-таки начал понимать, что для того, чтобы получить любовь и уважение, нужно самому любить и уважать других.

Джорам и принц заняли свои места в центре ристалища, но не сразу встали в боевые стойки.