Кошачья голова - Татьяна Мастрюкова

Еще мне пришло в голову, что в городе в торговом центре я прятался, а здесь, где и знакомых-то у меня нет никаких, запросто захожу закупаться для компании. Здесь-то как раз мне не составило бы никакого

труда спрятаться, наоборот, чтобы привлечь внимание к своей скромной персоне, пришлось пару раз кашлянуть. Только тогда продавщицы соизволили прервать беседу и снизойти до меня.

Поколебавшись насчет покупки собственного сачка, я все же решил не выпендриваться и просто купил на всех сухариков со всевозможными вкусами, мама такие люто не одобряет. Химота, говорит, сплошной вред. Так что самое оно. И я, и Алина всегда себе такие берем, когда родители не видят.

Но мамины наставления насчет вредности подобной еды все же сидели где-то в подкорке, поэтому я благоразумно не стал покупать сладкую газировку, ограничившись бутылкой простой воды.

— За раками едете? — уточнила между делом одна из продавщиц, записывая проданный товар шариковой ручкой с обкусанным колпачком в большую потрепанную тетрадь. Спросила, даже не глядя на меня.

Ну и ничего удивительного. Это мне кажется, что тетеньки увлечены друг другом, а на самом деле наверняка просто притворялись, чтобы я потерял бдительность. Деревенские постоянно притворялись, будто ты их не интересуешь. Так ты расслаблялся и показывал себя настоящего, сбалтывал лишнее и к ним не лез без нужды.

Надо будет перенять такую манеру, пригодится.

При моем появлении в дверях магазина с пакетиками в обеих руках деревенские в первый раз переглянулись и одобрительно заулыбались.

На повороте у крайнего дома к нам на раздолбанном велосипеде присоединилась какая-то девчонка, тоже с сачком и пакетом. На нее никто будто бы не обратил внимания. Только студент повернул голову и едва за

метно кивнул. Девчонка немедленно поднажала и с грохотом вырвалась вперед, только полиэтиленовый пакет на ручке развевался, наполняемый ветром.

Мне показалось, что ее из-за забора кто-то окликнул: «Нина!», но она словно не заметила. Зато я заметил: местный юродивый, каженник Ленька стоял, привалившись к забору крайнего дома, и, широко открыв рот, будто что-то большое собирался откусить, смотрел вслед девчонке. Жутковатый вид у него был. Впрочем, похоже, у него всегда такой.

Но Ленька не орал, просто смотрел. Поэтому я подумал, что все в порядке. Он же реагировал только на нечисть — бежал спасать, а тут просто пялился. И, надо сказать, сам напоминал и нечисть, и маньяка какого-нибудь.

Я не особо доверял местным, поэтому на этот раз постарался запомнить, какой дорогой они меня везут. К тому же я без телефона, только на себя можно рассчитывать. И случись что, последним свидетелем моего отъезда будет этот деревенский дурачок. Замечательно!

Вот как мама меня отпустила? Никакой же связи нет. Впрочем, я тоже подумал об этом поздновато, так что нечего на маму сваливать. Да и наверняка у студента есть мобильник. Сомневаюсь, чтобы он так уж во всем подчинялся местным порядкам. Хотя кто его знает? В темноте точно не шастает, как и все деревенские. То есть большинство деревенских.

Мутноватый тип, если честно. Но я это уже говорил.

И вообще Федихин нас с пацанами даже не представил друг другу. Я только из их разговоров понял, как кого зовут. Причем услышал даже не имена, а клички.

И опять дорога оборвалась сразу после крайнего дома. Будто по ней никто никогда не ездил, а это совер

шенно точно не так. И деревня провалилась в никуда за небольшим поворотом, уводившим дорогу прочь через заросшие мелким кустарником и высокими дикими цветами луга. Посмотришь — и нет никакого человеческого присутствия. И звуки Никоноровки проглочены тишиной безлюдья, как и не было ничего. Это очень странно. Наверное, как-то связано с ландшафтом или с чем там.

Дорога, если ее можно так назвать, сначала петляла среди полей, через вязкий жаркий воздух и оглушающее стрекотание насекомых, потом нырнула в лес, и под колесами велосипедов зашуршали сосновые иголки.

Через некоторое время лес резко потемнел, деревья скучились, и дорога стала очень неровной. Никто из ребят не разговаривал, и это молчание казалось мне настораживающим и тревожным. И даже птицы почти не щебетали. Только коротко прокуковала кукушка, а следом очень быстро отбарабанил дятел и замолк. Поэтому я даже вздрогнул, когда Федихин вдруг сказал негромко:

— Скоро уже Ичетинка. Крепче держись.

Совет своевременный. Лес поредел, дорога оборвалась, и дальше пошла обыкновенная почва, на которой будь здоров как трясло. Я даже язык успел прикусить, когда мы по кочкам и колдобинам неожиданно выехали к берегу реки. Я почему-то думал, что это будет что-то типа песчаного пляжа с народом, измученным жарой и плещущимся в реке.

Но пляжем это никак нельзя было назвать, хотя место явно посещали. Правда, сейчас было безлюдно. От воды веяло прохладой, особенно приятной в жаркий день, и я стопроцентно был уверен, что мы первым

делом искупаемся и поплаваем. Немного пожалел, что не сообразил захватить плавки, особенно когда сквозь кусты чуть поодаль от нас заметил ту самую девчонку. Очевидно, она знала, куда мы все едем, и опередила нас, чтобы вроде бы и рядом быть, и отдельно.

Девчонка сидела на песке, сжавшись, обхватив руками острые коленки, и смотрела на воду. Наверное, она уже успела поставить ловушки для раков и теперь просто ждала, когда они попадутся. А купаться не стала, то ли нас стесняясь, то ли боясь спугнуть добычу. Интересно, куда она дела свой велосипед, его что-то не было видно. Ребята-то свои велосипеды прямо так побросали и развили бурную деятельность. Распотрошили свои пакеты, быстренько натаскали сухих веток и развели костер. Странные сачки оказались раколовками. Один из парней, которого называли Рябый (но ничего рябого я в нем не заметил), засучив штанины как можно выше, подошел к самой воде и повелительно прикрикнул:

— Малой, подсоби!

Самый младший пацан немедленно подскочил и приволок ему раколовку. Тот взял не глядя, сразу зашел поглубже в реку и как-то приладил раколовку в воде. Теперь нужно было ждать не меньше получаса, пока раки залезут в ловушку. Я думал, что заостренные палки тоже нужны для ловли. Может, что-то типа гарпунов — бить раков. Но оказалось, что мертвого рака есть нельзя, он сразу становится отравленным.

Как я и предполагал, ребята действительно взяли с собой бутерброды, но делиться едой не стали ни со мной, ни друг с другом. Это показалось мне странным. Мои покупные сухарики грызли все с большим аппетитом, но каждый сам таскал из пакетика, который сам

и вскрывал. Я был совсем не против этого. Но можно ведь было в ответ тоже угостить. Логично. Но нет.

Причем это нежелание делиться своими припасами выглядело как-то очень органично, естественно, понятно было, что это в порядке вещей. Студент вообще ничего не ел, так что и у него нельзя было перехватить хавчик. Ну ладно, нет так нет. Клянчить не стану.

В тот момент я совершенно забыл о том, о чем ни на секунду не забывал ни один из местных, — что я приехал сюда с сестрой на отчитку, чтобы избавить ее от икотки. А магазинную еду я никак испортить не мог. И никто не мог. Предполагаю, что они рассуждали именно так.