Горизонтальная война. Снимая маски - Есения Маас

У вас же есть дом за границей? Тёть Алис, вы же знаете маму, она может быть страшным человеком. Пожалуйста. — Я тоже плачу. — Уезжайте!

— Что? Да, точно. — Она вытирает слёзы и забирает сына, прижимая к груди. — Где мой телефон? Ах. — Она оглядывается в поисках сотового и замечает его на полу, рядом с манежем.

Её руки дрожат, пока она набирает мужа и слушает гудки. Когда же раздаётся громкое да, тётя Алиса начинает кричать и плакать, бессвязно объясняя ему проблему. Я забираю телефон и рассказываю всё, что услышала. Дядя Вова говорит, что ему нужен час, чтобы добраться до дома. Он говорит запереть все двери и никого не впускать. Требует позвонить в милицию и обрисовать ситуацию.

Передаю сообщение тёте Алисе, она кивает и даёт распоряжение дворецкому. Но из-за метели городской телефон не работает, и сотовая связь постоянно барахлит. Она бросает трубку на диван и бежит на второй этаж.

— Мне надо собрать вещи. Мелания, ты можешь подержать Арсюшку?

— Да, конечно. — Я забираю ребёнка и иду следом, чтобы сын видел маму, ведь ему и так страшно.

Через пятьдесят минут, уложив несколько чемоданов вещей и документы, мы спускаемся на первый этаж, чтобы попить чай. Уже в дверях кухни мне кажется, что в воздухе чем-то пахнет. Слышен тихий щелчок за дверью. Тётя Алиса роняет сумку и толкает меня в коридор:

— Беги! Здесь газ!

Мы несёмся к чёрному входу рядом с кухней, через него ходят работники. Едва открыв замок и сделав шаг на улицу, одновременно слышим взрыв и оборачиваемся на дом. Тётя Алиса успевает отдать мне сына и толкнуть на снег. Я падаю и кричу, и вижу, как пламя охватывает мою любимую тётю, женщину, что заменила мне мать.

От страшного грохота я теряю на время слух, в голове стоит гул, поэтому не сразу замечаю, что с Арсением что-то не так. Опускаю голову, и упираюсь взглядом в его застывшие глаза.

Мой крик нем, я его не слышу, но спину обжигает жар и сознание уплывает…

Глава 16

Меня вырвало.

Я всё ещё там, на пожаре, и моё лицо горит. Одежда тлеет от падающих на нас кусков горящего дома, где-то кричат люди, орёт сирена и слышится дикий вой, от которого кровь стынет в жилах. То кричу я. И глаза маленького Арсюшки, которому я должна была стать крёстной, навсегда останутся в моей памяти, как и страшные мучения сгорающей заживо тёти Алисы.

— Тише, вот так. — Кто-то погладил меня по спине и прижал к груди. Кто? — Успокойся, девочка, сейчас ты здесь, всё хорошо. Это случилось давно, это просто воспоминания.

— Тётя Алиса, Арсюшка… — Я разрыдалась, прижимая дрожащие руки к груди. — Больно, очень больно. Больше не хочу их слышать! — Я зажала уши, стараясь избавиться от криков в голове, но без толку.

— Знаю. Знаю милая. — Ах, кажется это Марина.

Я обняла её со всей силы и уткнулась в плечо, продолжая плакать. Мне страшно поворачиваться, кажется, что сделай я хоть одно лишнее движение и меня вновь выбросит в кошмар, где полыхает поместье и на почерневшей лестнице лежит обугленное тело Алисы Белоярцевой.

— Идиота кусок! — орёт Марина куда-то в сторону. — Если бы знала, что ты с ней сделаешь, никогда бы не позволила остаться вдвоём! Чем ты думал?!

— Она вспомнила, — Роман оправдывается, и садится на кровать, заглядывая мне в лицо. — Вспомнила.

— Ты её убьёшь когда-нибудь. Богдан Игоревич, дайте ей успокоительное, пожалуйста. Боюсь, что ей может стать хуже.

— Я бы не хотел лишний раз травить организм химией, — отозвался доктор. — Ей нужно пережить это, Александра Владимировна.

Кажется, у меня до сих пор галлюцинации. Он же сказал Александра Владимировна?

— Саша? — Я медленно отодвинулась в повисшей тишине, чтобы рассмотреть Марину.

— Богдан Игоревич, кто же вас за язык тянул, — обречённо прошептала она.

Марина выглядит усталой и недовольной. А я ищу в её лице… что? Что я хочу увидеть?

— Мелания. — Роман протянул руку, но замерев, отдёрнул её. — Расскажи, что ты вспомнила?

Тёмные носки маячат перед моими глазами. Врач опустился на корточки, и светит фонариком в глаза.

— Думаю, что вам нужно поговорить наедине, — он кашлянул и вздохнул: — Роман Владимирович, помните о том, что я вам говорил.

— Да-да. — Роман кивнул не отводя от меня напряжённого взгляда. — Подождите нас в гостиной, пожалуйста. А вообще, чувствуйте себя как дома. В холодильнике есть напитки и закуски.

Как только дверь закрылась, Марина подняла меня с пола и посадила на кровать. Брат и сестра сели напротив, прямо на пол.

— Спрашивай, — первой начала Марина. — Я ведь вижу, что ты нам не доверяешь, и не расскажешь ничего, пока не узнаешь всю правду. Так что, спрашивай. Обещаю говорить откровенно.

— А он? — Я вытерла лицо и показала на Романа. — Он будет говорить правду или снова навешает лапши на уши?

— Когда это я тебе врал? — вскинулся он.

— Психиатр, уехавший внезапно Никита, — начала я загибать пальцы, — мне продолжить?

— Не надо.

— Первый вопрос. — Я посмотрела на Марину. — Никита и правда уехал из города?

— Нет, — она качнула головой.

— Хорошо. Второй вопрос: кто вы такие на самом деле?

— Ох, это сложнее. — Она поднялась и вышла в коридор. — Погоди немного.

Через минуту Марина вернулась, неся в руке футляр для линз.

— Я специально не стала делать это в коридоре, чтобы ты больше не сомневалась.

Она отодвинула веко и сняла первую линзу. Когда вторая оказалась в коробочке, Марина подняла голову.

Карамельные глаза.

Александра Владимировна.

Сестра.

— Саша?.. — Я зажала рот рукой, чтобы не кричать. — Саша Белоярцева?

— Да. Прости, что не сказала сразу, но…

— Ты жива, — всхлипнула я. — Сашенька, ты жива!

— Мелания? — Она успела меня подхватить и обняла в ответ. — Ты чего?

— Мне сказали, что вы все погибли. — Я разрыдалась, гладя её по голове. — Что вся ваша семья погибла при взрыве. Это было ужасно, Саш, так страшно… и тётя Алиса, и Арсюшка… — я резко замолчала. — А правда, как ты выжила?

— Не только я. — Она вздохнула. — Мелания посмотри на Рому, неужели, ты до сих пор его не вспомнила?

Отодвинувшись, я повернулась к Роману. Он следил за мной со сдвинутыми к носу бровями. Руки были сжаты в замок. Мне понадобилась целая минута, прежде чем в голове калейдоскопом замелькали отрывки из прошлого: вот мы бесимся в детской, а это лезем на яблоню, точнее, лезу я, а он страхует. Первый класс и долгожданная линейка; пятый класс и первое признание в любви; десятый класс и вырезанные на старом