Нарисуй мне в небе солнце - Наталия Терентьева

– Я… Привет… Катя! – наконец пришел в себя он и выпустил из руки связку с шариками.

Я поймала ее и протянула ему.

– Я к тебе приехала. В гости. Ну что же ты молчишь? Говори что-нибудь! Все на тебя смотрят!

Никто на самом деле особенно не смотрел. Стоит клоун и стоит. Зачем я обижала с ходу бедного Вовку, я не знаю.

– Говори, – продолжала наступать я на Вовку, – «Может и… прокатит с Кудряшовой Катей!»

Вовка растерянно проговорил, снимая круглый красный нос на резиночке:

– Пряников, конфет… Сейчас я, Катюша, сейчас… – Он потоптался и рванул куда-то за лавочку, в которую зазывал посетителей.

– Пряников, конфет… – пробормотала я, – а любви-то нет! Вова, подожди!

– Катенька, я сейчас! Стой, не уходи!

Через несколько минут запыхавшийся Вовка прибежал обратно, уже в своей обычной одежде и без шариков.

– Ты что? Ты же должен еще работать!

– Да ну! – махнул рукой мой приятель. – Не обращай внимания, это я так!

– Не заплатят ведь…

– Ну и ладно! – Вовка засмеялся, и я обратила внимание, что ему идет загар – наверное, вот так стоит часами у магазина и загорел. Хорошо, что он не мажется гримом – в такую погоду кожа не выдерживает жирного грима, покрывается пятнами и прыщами. А у Вовки кожа была всегда чистая.

– У тебя что, проблемы с деньгами? Мог был позвонить. А как же твои съемки?

– Да денег у них нет. Отсняли натуру, сейчас перерыв. Дождя ждут. Кому-то заплатили…

– А кому-то – нет! Понятно!

Конечно, если надо было не заплатить даже одному человеку, то это оказался Вовка.

– А роль хорошая?

– Да, хорошая… – Вовка улыбался, глядя на меня. – Какая ты стала красивая… Катя… Я так давно тебя не видел… Что-то в тебе другое…

– Я – красивая? Ты издеваешься?

Он видел во мне что-то свое. Я устала от страданий, от переживаний, от бессонных ночей. Любовные страдания изматывают почище болезней. Мне холодно, пусто, одиноко. У меня появились морщины между бровями, под глазами, главное – около рта, такая горестная складка. Ну какая же я красивая?

– Просто… – продолжал приговаривать Вовка и осторожно коснулся пальцами моего плеча, – просто… как итальянская кинозвезда… Только лучше…

Я знала, что Вовка все говорит искренне. Все и всегда. От этого ему так трудно живется и одновременно легко. Плохого, правда, он практически никогда не говорит, поэтому у него врагов нет. Нет, так будут. Сниматься у Куликова… Это выпадает одному из тысячи.

– А что за роль у тебя в фильме, Вов?

– Роль? – Вовка словно очнулся, с трудом оторвав от меня взгляд. – Роль? А, роль… Да… хорошая роль. Главная.

– Главная?

– Ну там несколько главных ролей. Вот я такой… чудик… который в конце фильма окажется Циолковским.

– А! – засмеялась я. – А до конца фильма никто этого не будет знать?

– Нет, может, кто-то и догадается, что талантливый Костик, который плохо слышит, мечтает о воздухоплавании и что-то чертит, рисует, считает – это будущий астрофизик. Но я, когда читал, не сразу понял.

– Ясно, – вздохнула я.

Такая милая наивность моего друга меня иногда обескураживала. Ну ведь ему же не двенадцать лет! Уже, наверно, лет тридцать… Никогда не задумывалась.

– Вов, а тебе тридцать лет уже исполнилось?

– Да, – смущенно ответил мой друг. – Этой весной. Ты не знала?

Ну какое мне знать! Весной у меня была любовь! Такая любовь, которая бывает раз в жизни, когда невозможно есть и пить, не видя этого человека, когда одно его слово решает все, когда звук его голоса настраивает весь твой организм, как нота ля – оркестр. Когда без его рук, глаз, губ тоскует душа и тело. Ну и так далее.

Я взглянула на Вовку с искренним сожалением:

– Прости меня, пожалуйста, я пропустила это. Меня что, не было в театре в тот день?

– В какой? – засмеялся Вовка.

– Когда тебе праздновали юбилей…

– А ничего и не праздновали! Все забыли как-то. Готовились же к премьере!

– Ой, да что ты… Хорошо, давай сегодня праздновать. У тебя какого числа день рождения? Нет, не говори, я ведь знаю, точно знаю… Семнадцатого апреля, правильно?

– Да, – Вовка так счастливо улыбнулся, как будто я призналась ему в нежных чувствах. – Катя, ты помнишь мой день рождения!

– Вов, я свинья, я забыла про твое тридцатилетие. Так… Вот тебе цветы, ягоды! – Я отдала Вовке все, что успела купить. Он цветы растерянно взял, понюхал, улыбнулся, стаканчик с ягодами покрутил в руке и попытался засунуть в карман.

– Идем! – Я взяла Вовку под руку и решительно направилась в обратную сторону, на рынок.

– А куда мы идем?

– Пойдем, купим торт, там, я не знаю… посыпем его ягодами, съедим… Шампанского купим, а Вов? Ну как так – пропустить день рождения!

– Хорошо, – покладисто кивнул Вовка, слегка настороженно поглядывая на меня.

Я успела заметить этот взгляд. Почему? Почему он так смотрит? Чего боится? Что-то непонятно, непривычно, не укладывается в наши отношения? Вовка ведь вовсе не глупый… Просто хороший и искренний.

Вовка шел-шел рядом со мной, потом остановился, осторожно освободил свою руку, – мы так и шли под руку.

– Катенька, скажи мне…

Я видела, как трудно ему найти слова. Я чувствовала, что он хочет спросить, зачем и почему я приехала.

– Вов, не спрашивай ничего, пожалуйста…

Вовка так же настороженно, но с надеждой взглянул на меня. Этот взгляд мне очень трудно выдержать. Не знаю, что лучше – свое одиночество или чужая надежда, на которую ничего не можешь ответить.

Мы купили торт со взбитыми сливками и вишней, шампанское, полкило сочных, янтарных слив и в некоторой растерянности остановились посреди улицы с этими покупками.

– Я… У меня… – Вовка топтался, взглядывая на меня и отводя глаза.

Я понимала, что, наверно, Вовка живет так бедно, что ему стыдно меня вести к себе. Да и не только это смущало моего друга. Меня смущали те же мысли. Дружба дружбой, а Вовкина любовь никуда не девается. Живет и живет, питаясь несбыточными надеждами и платоническими восторгами.

Я увидела несколько семей, целенаправленно идущих с детьми и надувными кругами в одну и ту же сторону.

– У вас есть речка? – спросила я.

– Пруд. Или озеро, я не разобрался пока, я же только зимой переехал. Хочешь пойти туда?

Я не знала, чего я хотела. На самом деле я больше всего хотела закрыть на секунду глаза и, открыв их, увидеть Нику. Спокойного, смотрящего на меня серьезно и как будто задумчиво, как обычно. А в глубине глаз – то, из-за чего я бросаю все, не думаю ни о чем, из-за чего я готова была, да и сейчас готова в любой день взять чемодан и поехать с ним в любую сторону – на север, на юг, на Дальний Восток – куда скажет.