Я все помню - Уэнди Уокер

Вайолет в упор смотрит на меня, переводит взгляд на Дуга и опять на меня. Пытается рассмешить меня, говорит, что надерет ему задницу. И добавляет, что, по слухам, у него маленький член. Высмеивает его прическу, липкую от геля. Называет его «педиком». Но все без толку. Я не могу справиться с нахлынувшими на меня чувствами, поэтому иду на кухню и начинаю глушить водку.

На тот момент Дженни стала привыкать к «лечебным разговорам». Это в порядке вещей. Мы говорим о чувствах, изыскиваем возможности работать с ними, направлять с помощью мыслей в другое русло, заставляя терять власть над нашим телом. Только так мы можем жить повседневной жизнью.

Дженни продолжала, пользуясь сохранившимися воспоминаниями, которые заканчивались тем, что ее стошнило в ванной комнате:

Вайолет держала мне волосы. Я слышала, как ребята обсуждали меня и смеялись. Кто-то ломился в дверь ванной. Вайолет крикнула им, чтобы проваливали. Просто послала на три буквы. Песню, которая в тот момент гремела, я теперь ненавижу.

Когда Дженни тошнило, играла «Moves Like Jagger» группы «Maroon 5». Звучала она и в моем кабинете, когда мы говорили о том, что происходило в ванной. Именно в этот я перестал давать Дженни нюхать образцы. Я подозревал, что сильный запах, запечатлевшийся в ее памяти, исходил от блевотины, чистящего средства или диска чистоты из числа тех, от которых вода в унитазе приобретает голубой оттенок. У меня есть полоски с запахом блевотины (да-да, в реабилитационных центрах есть и такие) и чистящих средств. Кроме того, я запасся и диском чистоты той же самой марки, которой пользуется семья, живущая в том доме на Джанипер-роуд. Вопреки ожиданиям, ни одно из этих веществ не произвело должного эффекта (понюхав полоску с запахом блевотины, Дженни лишь недовольно морщилась).

Но в тот раз я добавил еще один запах. Отбеливатель.

Вначале я об этом не подумал, потому как не занимаюсь чисткой ванн. Мысль об отбеливателе пришла в голову жене, когда я обмолвился, что Дженни так и не вспомнила, какой это был запах. Я прошелся по составленному нами списку. Семья назвала все, что смогла вспомнить. Но не забывайте, с тех пор прошло девять месяцев. Супруга на несколько мгновений задумалась и вдруг выпалила: Отбеливатель! Вскоре вы увидите, какая в этом скрывалась ирония.

Мы поработали со всеми ароматными полосками и с диском чистоты. Потом я предложил ей отбеливатель. Он пахнет одинаково (по крайней мере, его запах так воспринимается) в любом виде – жидкости, порошка, гранул прессованных дисков. Дженни явно испугалась и открыла глаза.

– Это новый образец. Просто впусти его в себя, – сказал я.

Девушка закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Реакция последовала буквально через несколько секунд, но я запомнил каждую подробность, будто все происходило в замедленной съемке.

Началось с плеч. Они поднялись чуть не до ушей. Словно напуганная кошка, которая выгибает спину и топорщит дыбом шерсть. Лицо Дженни исказилось, лоб сморщился, брови сдвинулись, губы сжались, и она открыла полные ужаса глаза. Затем вскочила со стула, сжала кулаки, замолотила руками, ударила по моей ладони, сжимавшей образец, и набросилась на меня. Заехала в лицо и сбила очки. Моя щека тут же распухла. Синяк теперь не сойдет несколько дней.

Но больше всего мне запомнился ее крик.

Дженни стояла посреди кабинета, согнувшись пополам и держась за живот. Ее спина тяжело вздымалась и опускалась в такт судорожному, неровному дыханию. Из груди вырывались крики агонии.

Я лечил сотни пациентов и видел кризисы самого разного рода. Мужчины лупили стены моего кабинета, пытаясь проделать в них дыру. Женщины рыдали. Плакали мужчины. Подростки орали на меня и осыпали площадной бранью не хуже обитателей Сомерса. Но реакция Дженни выходила далеко за рамки того, с чем мне доводилось сталкиваться раньше. И я знал, что девушка в этот момент вновь оказалась в том лесу.

Сдерживать ее я не стал. Это было бы неправильно. Но мне все же пришлось схватить ее за руки и обездвижить. Она меня оттолкнула, ее кулаки по-прежнему яростно колотили воздух.

Не смей!

Она орала снова и снова. Смотрела на меня, но видела кого-то другого. Я держал ее до тех пор, пока она наконец не обмякла. Потом подвел ее к дивану, на который она улеглась в позе зародыша. Я послал ее матери смску о том, что сегодня мы закончим раньше, попросив ее побыстрее закончить с делами и приехать ко мне.

– Дженни, – осторожно спросил я, – где ты была? Можешь мне рассказать?

Она собралась с духом, все еще плача, но уже немного успокоившись. Рукой она потянулась к спине и стала чесать шрам.

– Закрой глаза. Сделай глубокий вдох. Этот момент нельзя упускать. Что ты чувствуешь? Скажи мне. Хочешь, чтобы мы закончили, или все же пойдешь дальше?

Девушка вздохнула и закрыла глаза. Слезы текли ручьем и собирались лужицей в углублении подушки у нее под головой. Дженни была девушкой сильной и невероятно решительной. И когда она заговорила, по ее тону, по необузданным эмоциям, хлынувшим из нее, я осознал, что не просто понял. Я почувствовал себя ею в тот вечер.

Я чувствую его. Чувствую его руку у меня на плече, прижимающую меня к земле. Другой он держит меня за шею, будто я животное, на котором он едет верхом. О господи!

– Хорошо, Дженни. – Слова давались мне с трудом. – Что еще ты чувствуешь? Что видишь? Запах отбеливателя ощущаешь?

Она тряхнула головой.

Больше ничего! Куда все подевалось! Я хочу его видеть. Кто это сделал? Кто со мной все это сотворил?

Ее телом, казалось, завладела ярость. Девушка спрыгнула с дивана и лихорадочно посмотрела по сторонам.

– Тебе что-то нужно, Дженни? Что именно?

Она быстро нашла то, что искала. Отбеливатель. Схватила его и прижала к лицу. И чуть не подавилась – в такой близости запах был чересчур резким.

– Дженни, остановись! Ты обожжешь ноздри и горло…

Она сделала еще один вдох и упала на колени. Я все понял по ее лицу. Это было прекрасно, но в высшей степени пагубно. Мы нашли. Она нашла. К ней вернулось одно маленькое воспоминание о той ночи.

– Что такое, Дженни? Что ты вспомнила?

Мне страшно больно. Я чувствую его, он разрывает меня, напирая все сильнее и сильнее. Ощущаю его запах. Вдыхаю его. Он верхом на мне, будто на животном. О боже! Я чувствую его! И не могу остановить! Не могу ничего предотвратить! Чувствую его внутри себя. Слышать не слышу, но чувствую его, как он это делает, как двигается. Не знаю! Он оседлал меня, будто животное, и это… Я не знаю!

– Знаешь. Что ты можешь сказать о нем сейчас, в тот момент, когда он в тебя проник?

О боже! Господи! Я не могу этого произнести.

– Просто скажи. Я и так уже знаю, Дженни. Просто скажи, и все.

Я знаю, что он доволен.

Больше в тот день я не добился от нее ни слова.