На пороге прошлого - Юлия Цыпленкова

принимая добровольную сдачу тагайни. Дайкари – жена Улбаха, посмотрела на мужа с гордостью – для нее сомнений в том, кто сильнее, не было. Впрочем, и для меня этих сомнений не имелось, и потому я подарила взгляд, полный обожания, своему супругу.

А после перевела взор на танцующих и тихо вздохнула, почувствовав укол зависти. В прошлом году я тоже была среди них, тоже отплясывала, не жалея ног, и вместе со мной танцевал Танияр. Это было восхитительно! Я бы и сейчас с радостью вышла в центр поляны, но подобная роскошь была мне, увы, недоступна. По крайней мере, еще сегодня, а завтра мне будет не до танцев… И я снова вздохнула.

– О чем грустишь, дочка? – спросила меня мама.

– Ноги рвутся в пляс, а чрево держит на месте, – с улыбкой ответила я.

– Мы устроим праздник в честь рождения нашего сына, и тогда ты станцуешь, – накрыв мою талию ладонью, сказал Танияр, и я потянулась к нему.

Дайн поцеловал меня, одарил новой улыбкой, и я уместила голову у него на плече. А в следующее мгновение глаза мои округлились, и я радостно воскликнула:

– Как же замечательно, милый, смотри!

Танияр проследил взглядом направление, куда я указывала, и негромко хмыкнул. Мы смотрели на одну из пар, и я ощущала глубочайшее удовлетворение. Юноша-тагайни, уже считавшийся мужчиной, вытащил в круг девушку-пагчи. Он некоторое время показывал ей на другие пары, явно объяснял, как нужно танцевать, но прелестница махнула рукой и танцевала так, как научилась в своем племени. Парень с минуту наблюдал за ней, а после присоединился, но по-своему. И скажу я вам, вышло у них весьма недурно!

– Сегодня костер будет пылать для них, – услышала я и подняла взгляд на мужа, и он добавил: – Если Балчут позволит.

– О чем говоришь, Таньер? – спросил глава пагчи, услышав свое имя.

– Говорю, что у костра сегодня может появиться пагчи, если ты не запретишь.

– Чего мне запрещать? – искренне удивился Балчут. – Она взрослая, он тоже. Хотят – пусть идут к костру.

– Разве ты не этого хотел? – полюбопытствовала у дайна Учгей.

– Верно, я хотел смешения народов, – кивнул мой супруг. – Но наши традиции были слишком долго различны, и я не хочу навязывать того, к чему пагчи или кийрамы не готовы. К костру выходят по согласию. Насилием никого не обидят. Но если…

– Традиции пагче молчат, – широко улыбнулся Балчут. – Захочет Катэбай, я ее держать не стану.

– И кийрамы не против, – важно добавил Улбах.

– Значит, так угодно духам, – согласился Танияр, а мама кивнула.

А потом, глядя на юную пару, в круг вышли и остальные пагчи, а вскоре к ним присоединились и Архам с Эчиль. Илан и Хасиль уже были там, и за столом остались только мы с мужем, мама, магистр и пагчи с кийрамами.

– А хорошо бы они и после костра не разошлись, – сказала я, продолжая следить взглядом за Катэбай и Талгыром – так звали юношу.

Я узнала его – это был сын бочара Микче. Бывало, он помогал отцу на курзыме, там я его и видела. Паренек был бойкий, но улыбчивый и приятный в общении. За словом в карман не лез, но и не дерзил. Мне было неизвестно, что собой представляет Катэбай, однако уже создалось впечатление, что она под стать сыну бочара.

Впрочем, женщины-пагчи умели за себя постоять, их этому обучали наравне с мужчинами, что было вполне естественным и закономерным. Малочисленное племя, по соседству с которым жил непримиримый противник, должно быть готово защищаться. Однако это всё былое, и не стоило его ворошить на шумном празднике, который воспевал саму Жизнь.

– Если духам будет угодно, то так и случится, – ответил мне Танияр.

– Тагайни не примут, – отмахнулся Улбах. – Может, и потанцуют, и к костру выйдут, а в свой дом не приведут. Нет, не примут.

– Уже принимают, – я кивнула в сторону танцующих. – Придет время, и уже никто не будет удивляться тому, что тагайни строят семьи с пагчи, кийрамами или унгарами, ни от кого не прячась и не боясь осуждения собратьев. В конце концов так уже было когда-то. Все были равны и жили сообща, не глядя на цвет волос и глаз. Кто знает, Улбах, нет ли в тебе крови тагайни?..

Я одарила вожака таинственным взглядом, и он задрал подбородок, собираясь возразить.

– Ай-ай, Улбах, – я покачала головой. – В чем коришь тагайни, когда сам нос задираешь? Что дурного в том, что в твоих венах течет кровь не только кийрамов?

– О чем говоришь, Ашетай? – спросила Учгей, так и не дав кийраму раскрыть рта.

– О прошлом Белого мира, разумеется, – улыбнулась я. – Я не стану сейчас рассказывать обо всем, еще не время. Хочу, чтобы меня слышали все, и хочу знать всё до конца. Но кое-чем поделюсь. – Теперь я удостоилась внимания всех, кто сидел за столом. Впрочем, трое из них знали, о чем я скажу. – Еще прошлым летом мне довелось посетить последний савалар Отца. Сейчас это развалины, ничего уже не напоминает о былом величии, но Создатель показал мне его таким, каким он был во времена наших далеких предков. А еще я увидела аданов – это те, кто оберегал савалар…

– Что такое савалар? – прервал меня Улбах.

– Это такой дом, вожак, – пояснила я. – Большой, очень большой. На его стенах нарисованы все духи, народы, которых они опекали, земли, где жили эти народы. Белый мир велик, Улбах. Так велик, что ты даже не можешь себе этого представить. Однажды мы весь его обойдем и изучим. Не мы, так наши потомки. И может быть, познакомимся с теми, кто отделен от нас морями и горами. Но не об этом я хочу сейчас сказать. – Теперь меня никто не перебивал, и я продолжила: – Так вот. Отец показал мне аданов. Они стояли у входа и были похожи на ягиров. А еще двое вошли внутрь. Один из них был с белыми волосами, а второй… – выдерживая паузу, я обвела всех слушавших таинственным взглядом, а затем произнесла: – Пагчи.

На меня некоторое время смотрели недоверчивыми взглядами, а после расхохотались, и громче всех смеялся Улбах. Я смотрела на него с улыбкой и ждала, когда приступ веселья сойдет на нет. Танияр поцеловал меня в макушку, после подпер кулаком подбородок и устремил взор на танцующих. Туда же посматривал и Элькос, и мне подумалось, что наш хамче не прочь присоединиться, но пока не решается. Мама просто прикрыла глаза, и казалось, что она задремала и даже хохочущий вожак кийрамов не в силах нарушить ее