Последний мерзавец - Ольга Сергеевна Рузанова

– Милена…

Но они говорят и говорят. Илья, вынув аптечку, достает из нее антисептик и обрабатывает кровоточащую рану на лбу. Осматривает руки, ноги, ощупывает ребра на предмет переломов.

Я не реагирую. Я хочу назад в забытье.

Наконец, приезжает скорая, и меня осторожно вытаскивают из машины и кладут на носилки. Мама причитает, словно я уже умерла. А мне больно. Болит все, а что конкретно, определить не могу.

Пока меня несут в машину скорой помощи, успеваю увидеть, что происходит вокруг.

Очень много людей, замечаю как мою разбитую машину и меня саму снимают на телефоны.

Ближайшее время городу будет, чем заняться.

– Еще есть пострадавшие? – спрашиваю у склонившегося надо мной медика.

– Нет, только вы…

Облегченно выдохнув, снова прикрываю глаза.

– Не пускайте сюда мою мать и Абрамова. Я не хочу.

Кажется, мои слова слышит Илья, потому что до слуха тут же долетает его реплика.

– Мы за вами поедем.

Уже до приезда в больницу выясняется, что видимых повреждений у меня нет. Кости целы, но сильно кружится голова и тошнит, из чего врач делает вывод, что в результате удара головой я получила сотрясение мозга.

Потом более детальное обследование, капельница, снотворное и долгожданный провал без мыслей, переживаний и боли.

Просыпаюсь поздним утром, морщась от режущего глаза яркого света и сильной головной боли, осматриваюсь.

Небольшая светлая палата с белой мебелью и букетом нежно-розовых роз на окне. Пахнет антисептиком. Через приоткрытую дверь в коридор слышу голоса. Среди них голос бабушки.

Ильи нет. Я его не чувствую.

– …думаю пару дней… – выхватываю фразу, сказанную незнакомым мужским голосом. – Медикаментозная поддержка, отдых и покой…

У меня есть пару дней на то, чтобы решить, как жить дальше. Всего два дня на то, чтобы все осмыслить и сделать правильные выводы.

Глава 41

Илья

Желание мстить отцу и едкая ненависть к Бергам перестали влиять на мою жизнь примерно к совершеннолетию. Появились дела поважнее семейства, которое не захотело признать меня. Я смог отпустить обиды.

Элеонора все сделала сама, я лишь воспользовался ситуацией.

Впервые мы встретились, когда я, еще подрабатывал рядовым водителем автоэвакуатора, и с напарником поехал на вызов на пригородную трассу. Оказалось, что там заглохла машина жены моего несостоявшегося папаши. Она забыла, что время от времени машину нужно заправлять и не поняла, в чем причина поломки, пока мы не приехали.

Подошла познакомиться и поблагодарить лично.

А через неделю прикатила в монтажную мастерскую, которая впоследствии выросла в сегодняшний автоцентр. Сказала, что доверяет только Абрамову и ждала моего приезда два часа, чтобы подкачать колеса.

Блядь. Это было настолько смешно, что после ее отъезда надо мной ржали все парни.

Я никогда не был монахом и всегда брал то, что хотел. Изобилие кружило голову, и я чувствовал себя долбанным дегустатором.

Были разные. Опытные и не очень. Беленькие и черненькие. Свободные и замужние. И нет, муки совести не мешали спать ночами и каждые две недели пробовать что-то новое.

Я никогда ничего не обещал, не признавался в чувствах и никого не преследовал. Все контакты строились на предельной честности. Есть обоюдный интерес и нет претензий на постоянство – вперед.

Но… трахать жену собственного отца?..

Не настолько я непривередливый.

Однако у дамы был ко мне конкретный интерес. Она не скрывала его при каждой нашей встрече: томный взгляд, прикушенная губа, случайно расстегнувшаяся пуговица на блузке. Эти сигналы я научился считывать в шестом классе. Мне стало любопытно, на что она готова ради секса со мной.

Оказалось – на многое. Элеонора стала писать, звонить и, кажется, реально потеряла голову, потому что не понимать, чем рискует, она не могла.

Берг тоже леваками не брезговал, но, уверен, терпеть подобное от жены точно не стал.

Продолжения я не планировал, поэтому, скоро ее навязчивость стала утомлять. Грубил, угрожал, что солью нашу переписку ее мужу, если не отвяжется. Однако Элю это не остановило. Более того, она купила абонемент и стала ходить в тот же тренажерный зал, что и я.

Пошли слухи, что не удивительно – теперь она клеилась ко мне на глазах у всего города. До Берга они тоже дошли, на что он во всеуслышанье заявил, что его жена порядочная женщина, и если кто и распускает сплетни, то это сам Абрамов, маленький мстительный гаденыш.

Вот тогда я ее и трахнул.

Прямо в раздевалке спортивного клуба. Она сама пришла, чтобы отсосать. Отсосала и там же дала раком.

Знал ли я, что там установлены камеры видеонаблюдения?

Да, знал. Правда, вспомнил о них, когда утром следующего дня начался пиздец. Кто-то отправил записи прямиком Бергу. Меня отпиздили, Элеонору, как шавку подзаборную, выбросили из дома.

Город гудел как улей. Общественное мнение поделилось на два лагеря. Абсолютное большинство встало на мою сторону, считая, что я имел на месть полное право. Гораздо меньшая часть – сочувствовала бедняжке Эле, да и те, я думаю, лицемерно.

Естественно, вся ее страсть ко мне моментально обратилась в ненависть. Она решила, что это я подогнал папаше те записи. Оправдываться я не стал, не имею такой привычки. Комментировать на публику скандальное происшествие – тоже. Объяснять кому-то и доказывать, что никакой мести не было, я посчитал ниже своего достоинства. Уже тогда мне было плевать на чужое мнение.

Знал бы, чем для меня это обернется, поступил иначе.

Бросив взгляд на стоящий на подставке телефон, вижу на экране имя моей бабки. Выкидываю окурок в окно и принимаю вызов.

Вдоль ребер невидимые струны натягиваются.

– Слушаю.

– Здравствуй, Илья. Поговорить нужно.

– Поговорим. – соглашаюсь, не торгуясь. – Скажите, куда подъехать.

– Я в больнице сейчас. – вздыхает бабка. – У Милены.

Прострелившая грудную клетку острая боль на мгновение лишает зрения. Едва не врезавшись в зад впереди едущей тачке, экстренно торможу.

– Я туда же еду. Скоро буду.

Отключившись, бросаю телефон на панель и с силой впечатываюсь в спинку сидения. До скрежета креплений кресла и скрипа кожаной обшивки.

Вчерашнее происшествие показало, что не такой уж я непробиваемый. Слишком много о себе возомнил.

Я видел шок и разочарование в ее глазах.

Я видел ее слезы.

Я видел, как ее машина слетела с трассы.

Я пережил клиническую смерть вчера, клянусь. Задыхался от боли вместе с Миленой и тупо бился лбом в захлопнувшуюся перед носом дверь.

Потом эта авария и озарение – твою мать, пусть она живет!.. Я даже в сторону ее не посмотрю, если будет хоть малейшая угроза сломать ее. Пусть живет. Не