Пока мы рядом - Рэй Клуун

Отрицать это глупо. Единственный способ для меня сдержать данное обещание — это прекратить наши встречи. Я знаю себя. Мне бы радоваться, что она сама об этом сказала. Я кладу руку на ее колено. Роза ее убирает:

— Нам стоит разойтись по домам, пока мы не наделали ошибок.

— Могу я хотя бы изредка звонить тебе или писать? — спрашиваю я, смущенный, словно школьник, который жмется у своего велосипеда.

— Лучше не надо, — шепчет она, устремив взгляд в пол.

Я склоняюсь и целую ее в последний раз. Меня ждет велосипед. В дверях я оглядываюсь и вижу, что Роза провожает меня взглядом.

Она плачет.

Это последний отсчет…

Europe, песня «The Final Countdown» из альбома «The Final Countdown» (1986)

Через неделю мы узнаем, что Кармен умирает. «Скажите мне точно, где болит», — говорит доктор Шелтема.

Кармен показывает, что болит прямо под ребрами, это же место она показывала мне накануне. Чуть правее середины, для того, кто смотрит, — левее. «Кажется, здесь печень?» — спросила она меня. Понятия не имею. Я более или менее знаю, где у меня находятся сердце и легкие, могу показать местоположение желудка, поскольку я его чувствую, когда переедаю, но вот с остальными органами у меня полный завал. Естественные науки я изучал только в школе.

— Хм… — произносит Шелтема. — Раздевайтесь в соседней комнате.

Я остаюсь в кабинете. Шелтема просматривает историю болезни Кармен. Повисает тягостное молчание. Потом она встает и, не глядя на меня, говорит:

— Ну, пойдем посмотрим.

Она закрывает за собой дверь, из чего я делаю вывод, что, говоря «пойдем», она имела в виду себя.

Вскоре она возвращается, моет руки под краном, подходит к столу и садится, по-прежнему молча, снова листает медицинскую карту. Заходит Кармен. Шелтема закрывает папку, надевает очки и смотрит на нас.

— То, что вы чувствуете, на самом деле ваша печень, — начинает она. — Боюсь, что это метастазы.

Иногда слышишь слово, совершенно тебе незнакомое, но сразу понимаешь, что оно означает.

— Значит, опухоль разрастается?

— Совершенно верно. Она растет.

Я и Кармен смотрим друг на друга. На мгновение Кармен застывает, так что ни один лицевой мускул даже не подрагивает. Но вот начинает трястись ее нижняя губа, она прикрывает ее рукой, и на глазах выступают первые слезы. Я беру ее за руку и смотрю на нее. Мне кажется, что я вернулся на год назад. Тот же кабинет, те же стулья, та же притихшая доктор Шелтема. Тогда мы узнали, что сорок процентов выживаемости, о чем прочитала в Интернете Кармен, это слегка преувеличенная цифра. Теперь наши шансы равны нулю.

— Это точно, что она растет? — спрашиваю я.

— Сейчас необходимо сделать ультразвук печени. А потом возвращайтесь ко мне.

Послушные, как овцы, мы следуем за медсестрой по лабиринтам госпиталя. Садимся в комнате ожидания, смежной с кабинетом ультразвуковой диагностики. Кармен молчит. Она сидит, опустив голову, глядя на носовой платок, который то скатывает, то раскатывает, как сигаретную бумагу. Скатывает, раскатывает. Из кабинета выходит медсестра. Она держит в руке медицинскую карту, читает фамилию пациента, переводит взгляд на Кармен и спрашивает: «Миссис Ван Дипен?»

Кармен кивает.

— Мне пойти с тобой? — спрашиваю я.

— Пожалуйста, — говорит Кармен.

Мы заходим в кабинет. Кармен приходится раздеться и лечь на кушетку. Медсестра натирает ей живот бледно-голубым гелем. Я стою рядом с Кармен и крепко держу ее за руку. Другой рукой глажу ее по плечу. Она смотрит на меня и снова начинает плакать. Я чувствую, что и у меня глаза наполняются слезами. Медсестра берет в руки аппарат, уже знакомый мне по эхограммам, которые мы делали на третьем месяце беременности Кармен. Тогда мы со счастливым лицом глазели на экран монитора, и акушер-гинеколог объяснял нам, какие части тела уже можно распознать в маленьком комочке, приютившемся в животе. Мы зачарованно слушали. А картинка на экране монитора казалась нам обоим смешной и забавной. Мы даже придумали нашему червячку прозвище Вупси-дейзи. Кармен решила, что именно оно лучше всего передает движение.

Сегодня ни о каких «вупси-дейзи» не может быть и речи, и мы совсем не горим желанием смотреть на экран монитора. Лицо каждой из двух медсестер (или врачей, я понятия не имею, какие у них тут звания и должности) говорит все, что нам необходимо знать. Они тычут пальцами на экран, бормочут друг другу что-то непонятное, и одна из них записывает это в карту Кармен, а потом снова смотрит на экран, и опять в карту.

— Можете одеваться.

— И?.. — произношу я.

— Результаты узнаете у доктора Шелтемы, — говорит медсестра.

■

— Неважные дела, — говорит она, как только мы усаживаемся. — Метастазы размером три на четыре сантиметра, по верхнему краю печени.

Я смотрю на Кармен, которая снова приложила руку к губам, явно сдерживая подступающие рыдания, но все-таки решаюсь расспросить доктора Шелтему:

— Как… э-э-э… как долго осталось моей жене?

— Если мы не поторопимся, два месяца в лучшем случае…

— А если поторопимся? — воинственно спрашиваю я.

— Если быть до конца откровенной, речь идет лишь о временной отсрочке. Еще несколько месяцев на курсе таксотера. Это другой вид химиотерапии, отличающийся от курса CAF, который вы прошли в прошлом году. Таких процедур вы можете принять максимум двенадцать. Организм больше не выдержит. И метастазы снова пойдут, как только курс прекратится. Так что мы можем продлить жизнь еще на год в лучшем случае.

— Это очень больно? — спрашивает Кармен сквозь слезы.

— Нет. Почти нет. Вы можете представить себе печень как фабрику, которая очищает организм от ядовитых веществ. Опухоль со временем останавливает работу печени. И тогда вы получаете все меньше и меньше энергии, больше спите — и наконец впадаете в кому. И наступает смерть. Все очень гуманно.

— Ну хоть что-то позитивное, — бормочет Кармен. Радуйся малому.

— А каковы побочные эффекты лечения? — спрашиваю я Шелтему.

— Те же, что и при курсе КАФ. Тошнота, упадок сил, выпадение волос, утрата вкусовых ощущений и обоняния… Кроме того, — продолжает доктор, — при этом лечении возможен протест со стороны мышц, и кожа на ладонях и пальцах становится очень чувствительной.

— Давайте все-таки попробуем, — говорит Кармен.

— Да, и еще сходят ногти, — добавляет Шелтема.

— Хорошо, — говорю я. Нам уже нечего терять.

Столько дел,

Мне нужно многое успеть…