Пока мы рядом - Рэй Клуун

Дай мне, дай мне, дай мне силы…

Suede, песня «The Power» из альбома «DogManStar» (1994)

На фоне бесконечного веселья состояние Кармен ухудшается. Побочные эффекты введения в ее организм таксотера внушают ужас. Кармен вступает в период менопаузы на пятнадцать лет раньше срока. У нее прекращаются месячные, и она резко седеет. Правда, ненадолго, потому что уже после трех сеансов химии она снова лысая. Из шкафа вновь извлекается парик. На этот раз у нее выпадают брови и ресницы. Она несколько дней носила накладные ресницы, но попытка оказалась неудачной, поскольку от таксотера у нее постоянно слезятся глаза. Весь день она утирает их носовым платком.

Но это еще не все. Отныне кончики ее пальцев заклеены пластырем, потому что ногти или размягчились, или уже сошли. Она говорит, что у нее такое ощущение, будто пальцы прищемили дверью. Сегодня утром Кармен плакала, потому что больше не может поменять Луне памперсы. Пальцы настолько слабы, что ей не удается раскрыть липучки. Промучившись, она стала злиться и на себя, и на «Проктер энд Гэмбл», досталось раку и мне, поскольку я раздраженно заметил, что всегда можно попросить меня о помощи. «Черт возьми, неужели ты не понимаешь, что я хочу сделать это сама?» — вскричала Кармен.

Другая проблема — кашель. Особенно по ночам. Иногда мне становится страшно, кажется, что она никогда не остановится. Но гораздо сильнее меня беспокоит то, что этот кашель означает дальнейшее распространение опухоли. Легкие — излюбленное гнездышко для метастазирующего рака молочной железы, как я прочитал в брошюре. Доктор успокаивает нас: возможно, это всего лишь плеврит. «Плеврит, доктор?» Как вы, наверное, догадываетесь, это еще один побочный эффект воздействия таксотера.

И Кармен совершенно обессилела. Такое впечатление, что в ней не осталось ни капли энергии. Эффект накопления, как назвала это доктор Шелтема. Организм все активнее протестует против химиотерапии. И разве можно винить его в этом?

Но до сих пор самой серьезной проблемой остается введение в вену иглы с трубочкой, по которой препараты проникают в тело. Эти иголка и трубка стали символом несчастий, которые принес нам рак. Беда в том, что у Кармен вены расположены слишком глубоко. Обнаружить их с каждым разом становится все труднее и больнее, и медсестры подолгу мучают Кармен, прежде чем им удается ввести иглу в вену. Для Кармен это сравнимо с подъемом на гору, которая с каждой неделей становится все выше. Я карабкаюсь вместе с ней и с трудом сдерживаю слезы, когда вижу, как уродуют и без того израненную руку Кармен.

Еще две процедуры, и первый цикл из шести сеансов будет завершен. Потом три недели отдыха, чтобы организм Кармен смог восстановиться, и следующий курс. Еще шесть процедур. При одной мысли об этом Кармен становится не по себе.

— Если бы нашлось какое-то средство, которое можно принимать внутрь, а не вкалывать, — говорит она на приеме у Шелтемы. С началом химиотерапии возобновились наши еженедельные визиты к доктору. — Я не страдала бы так. — Ее снова захлестывают эмоции. Она отчаянно борется с подступающей истерикой.

— Да, — кивает Шелтема, — но такого средства нет.

И вот я сопровождаю свою рыдающую Карми в кабинет химиотерапии на пятый сеанс введения таксотера.

Остается всего семь.

Плакал в туалете после того, как Кармен ввели иглу. Это ужасно, Роза. Позвоню.

Что не забыть мне никогда,

Пусть даже доживу я лет до ста,

Как ты дурачила меня…

Wim Sonneveld, песня «Tearoom Tango» из шоу «An Evening with Wim Sonneveld» (1966)

Похоже, все-таки есть лекарство, которое можно пить.

Кармен выяснила это через Тони. С ее слов, в госпитале Энтони ван Лейвенхок, где Кармен проходила радиотерапию, проводятся испытания по пероральной химиотерапии. Они практикуют это вот уже несколько месяцев. Я ушам своим не верю.

Кармен просит меня позвонить в госпиталь:

— У тебя лучше получается говорить с врачами.

Доктор, с которым меня соединяют в госпитале Энтони ван Лейвенхок, подтверждает слова Тони.

Но, к сожалению, они ничем не могут помочь миссис Ван Дипен, пока она остается пациенткой госпиталя Синт Лукас. Я говорю, что понимаю и свяжусь с доктором Шелтема.

Я вешаю трубку. Кармен смотрит на меня.

— Все верно. Есть лекарство, которое можно принимать внутрь.

Кармен заливается слезами.

Меня так и подмывает ринуться сейчас же в чертов Синт Лукас, схватить доктора Шелтема за руки и пригвоздить их к столу той самой иглой, которой тычут в руку Кармен каждую неделю. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять. Глубокий вдох. Теперь можно звонить в Синт Лукас и просить к телефону Шелтему. Но, как выясняется, она в отпуске.

Ее замещает доктор Тасмил. Я объясняю ему как можно спокойнее, что мучительные еженедельные внутривенные инфузии вызывают серьезные психологические проблемы у моей жены, что доктор Шелтема знает об этом, и заканчиваю свой монолог просьбой дать формальное согласие на перевод миссис Ван Дипен в госпиталь Энтони ван Лейвенхок для прохождения курса пероральной химиотерапии.

Доктор Тасмил отвечает, что ничем не может помочь. Он объясняет, что не имеет права вот так просто передать пациента своего коллеги, и говорит, что доктор Шелтема вернется через полторы недели.

Я закипаю от ярости и кричу, что до сегодняшнего дня наивно верил в то, что врач превыше всего ставит качество жизни своих безнадежных больных. Между тем качество жизни моей жены находится на нуле, поскольку каждую неделю, за несколько дней до сеанса терапии, у нее начинается истерика по той простой причине, что она боится очередной инфузии. И тут я привожу свой последний и самый веский аргумент, в данной ситуации вполне уместный, — говорю доктору Тасмилу, что надеялся хотя бы на элементарное понимание со стороны врачей, ведь моя жена оказалась в таком состоянии по вине одного из его коллег, доктора Уолтерса, допустившего врачебную ошибку два года назад.

Доктор Тасмил раздраженно парирует, что ему об этом ничего неизвестно, к тому же это не имеет никакого отношения к делу, и вообще он считает недопустимым разговор в таком тоне.

— Вы все сказали? — спрашиваю я.

— Да.

— Прекрасно. Тогда скажу я, с вашего позволения. Я БОЛЬШЕ НЕ ЖЕЛАЮ ИМЕТЬ С ВАМИ ДЕЛА, — заявляю я и добавляю, что пришлю по факсу разгромное письмо и отправлю копии доктору Шелтема и главному врачу госпиталя Энтони ван Лейвенхок, поскольку считаю, что здоровье моей жены куда важнее, чем чертов отпуск Шелтемы.

Кармен робко спрашивает, не лучше ли нам отказаться от этой затеи. Даже не думай! Я уже в ярости. Нас просто нагло обвели вокруг пальца, опустили по полной программе.

Не теряя времени, я сажусь за компьютер. В своем письме я предупреждаю, что передам информацию в прессу, если моей жене не позволят пройти пробный тест, и буду бороться всеми имеющимися у меня средствами. Я это слабо себе представляю, но мне кажется, что мои угрозы звучат убедительно.