Запекшаяся кровь. Этап третий. Остаться в живых - Михаил Март

Вечер он провел с семьей. Сыну Сергею исполнилось девятнадцать, он пошел по стопам отца, учился на юридическом. Жена Алевтина не работала, писала диссертацию. Это был прощальный ужин. Все всё хорошо понимали. Когда глава семьи предложил съездить в Крым к своему другу на пару недель, прозвучал только один вопрос: «Когда?». Ответ был столько же лаконичным: «Завтра». Ночью жена тихо плакала, уткнувшись в подушку.

На следующее утро Журавлев был у наркома. Ежов очень внимательно прочитал его отчет и доносы Червоного и Борисова.

— Вы сами-то верите в то, что здесь написано, Матвей Макарыч?

— Конечно. Материалы подтверждены фактами.

— Это результаты работы уголовного розыска?

— Нет, это моя работа. УГРО плавает в прострации. Они посадили взломщика сейфа и на этом успокоились. Тот не раскололся, не стал выдавать брата.

— Фантастика. А вы знаете, что Иван Червоный работает в наркоминделе под нашим прикрытием?

— Какое это имеет значение? Мы в собственном аппарате при вашей бдительности находили врагов. Должность,

звание, характеристика — это не доказательство. Факты,

¦

улики, вещдоки — вот что может служить поводом для обвинений.

— Безусловно, вы один из самых опытных и талантливых следователей. Но как вы себе представляете ситуацию в Париже? Допустим, Мазарук вывез золото во Францию. Зачем? Оно и без его помощи должно попасть туда. Наша делегация находится под тщательным присмотром, у Мазарука нет возможности встретиться с покупателем, тем более передать ему товар. Ограбление надо было устраивать в Париже.

— Вряд ли у Мазарука есть связи с парижскими взломщиками, а вывезти Кострулева он не мог. И потом, ограбление павильонов СССР — это международный скандал, драгоценности потеряют свою привлекательность. Ограбление ювелирного в Москве — тайна за семью печатями. Дипломату ничего не стоит вывезти ценности, мы это знаем.

— Вот только продать он их не сможет. И где, позвольте спросить, Мазарук взял семьсот тысяч рублей, чтобы расплатиться с Червоным?

— Мазарук не впервые вывозит золото и камни. Его профиль — Ближний Восток. Там ценят наше ювелирное искусство. Этот вопрос можно задать самому Мазаруку по возвращении его в Советский Союз. Для ареста причин больше чем достаточно, хватит и одного заявления.

— Я вижу. Мне надо подумать. Идите, Журавлев.

Матвей Макарыч вышел из кабинета и медленно направился к себе. Он выполнил поставленную перед ним задачу так, как велит ему долг. Любое задание Ежова, как бы ты его ни выполнил, чревато какими-то изменениями в твоей судьбе. В аппарате НКВД шла битва за выживание, именно битва. Подозреваемые, обвиняемые, приговоренные, с ними все ясно, попал в список — прощай свобода или жизнь.

Журавлев спустился на этаж ниже и неторопливо шел по коридору. Когда он открыл дверь своей приемной, вздохнул с облегчением. Слава богу, не придется ждать и мучиться в догадках. Вопрос решился быстро: по обеим сторонам двери стоял конвой, на стуле сидел главный жандарм.

Журавлев усмехнулся:

— Вы ко мне, товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга?

— За вами, Матвей Макарыч. Извините, долг.

— Можете не извиняться, каждый делает свою работу.

Его отвели во внутреннюю тюрьму Лубянки и поместили

в одиночную камеру, железная дверь с лязгом захлопнулась. Это случилось 28 мая 37-го года. Открылась она 28 ноября 38-го, ровно через полтора года. Все это время Журавлев ждал дня, когда его уведут в подвал и выстрелят в затылок. Такое и врагу не пожелаешь.

28 ноября в камере появился невысокий лысый человек с большой головой, на носу пенсне. За ним свора сопровождающих. Он ворвался резкой порывистой походкой. Острый взгляд пронзил заключенного. Что он хотел рассмотреть, непонятно. В глазах читалась какая-то жажда, словно алкоголик не пил неделю и увидел стакан.

— Почему в камере и в форме?

— Про меня забыли полтора года назад. Спасибо, баланду давать не забывали.

— Кто такой?

— Бывший уполномоченный особого отдела третьего управления.

— Кто посадил?

Журавлев пожал плечами. Лысая голова оглянулась Один из начальников, заглянув в папку, сказал:

— Арестован по личному распоряжению Ежова с пометкой «одиночка». Комментариев не имеется.

— Фамилия?

— Журавлев.

— Следователь?

— Неугодный следователь.

— Забудь Ежова. Теперь будешь со мной работать. Назначить Журавлева особо уполномоченным в то же управление, выдать петлицы с тремя ромбами и новую форму. Присвоить звание комиссара госбезопасности третьего ранга и выделить в соответствии со званием кабинет. Идемте, комиссар. Неделя отпуска и тройной оклад.

Он говорил очень быстро, с кавказским акцентом, Журавлев и половины не понял.

— Ну что стоите, вы свободны! Лейтенант, проводите комиссара.

Журавлев обалдел от неожиданности. Лысый засмеялся, и все тоже засмеялись.

Мир изменился за полтора года, так казалось Журавлеву. В НКВД пришел новый нарком Берия. Семья неугодного следователя уцелела, дома его встретила жена, вся в слезах от счастья. Рубеко гроза обошла. Более того, он стал подполковником. Случаются все же чудеса. Но не все менялось в этом мире. Степан Августович Мазарук остался на своем месте и получил орден Ленина. Червоный дорос до должности старшего референта, Борисов продолжал шоферить и возил старого своего начальника, но уже не на «эмке», а на ЗИСе. Что тут сказать? Следствие закончено, забудьте!

Многое можно стерпеть. Русский народ самый терпеливый, а война приучила людей к дисциплине, но всему есть предел. Людей в поезде доконала жажда. Пассажиры взбунтовались. Они видели, как на поезд грузили бидоны с водой, но им ничего, кроме сухой перловой каши, не давали. Делегация разъяренных людей из четвертого вагона, оттеснив автоматчика, прорвалась к начальнику поезда. В других вагонах солдаты оказались более решительными и по проходу открыли огонь на поражение. Шесть человек полегли замертво, остальные отступили.

— Можете убрать трупы с проходов. Предупреждаю, у меня приказ, надо будет, перестреляю всех до одного. Точка! — заявил лейтенант Басалаев.

И вышел, хлопнув дверью.

— И перестреляет гад, если мы их не перестреляем! — стукнул кулаком по столу капитан Стрелов.

— Надо дать людям воду, — сказал химик, — иначе жди нового бунта.

— Отсутствие воды и нехватка кислорода пошла на пользу, — взволнованно заговорил профессор. — Больные идут на поправку, многие стали есть. Не возникло ни одного нового очага, нет новых больных. Мы победили заразу.

— Вода нужна здоровым, Иннокентий Ильич, — сказал Лыков. — Будем раздавать воду, а заодно поговорим с людьми. Но надо знать, о чем. Сейчас мы должны вынести свое решение.