Дыхание снега и пепла - Диана Гэблдон

чтобы расстаться с нею, вы нужны нам». А что сказать его сыну?

— Том любил вас обоих. — Интересно, знает ли Алан о поступке отца. Пальцы Алана были ужасно холодны, я обхватила его ладонь обеими руками, пытаясь согреть. Быть может, человеческое участие заставит его изменить решение.

— Но не так, как я любил ее, — тихо сказал Алан, по-прежнему не глядя на меня. — Я любил ее всю жизнь. С того дня, как она родилась и мне дали ее на руки. У нас никого не было, кроме друг друга, — отца отправили в тюрьму, а мать…

— Я знаю, ваш отец рассказывал.

— Правда? А он рассказывал, что нас с Мальвой заставили смотреть на ее казнь?

— Ох… Нет. Может, он сам не знал?

— Знал. Я говорил ему — спустя много лет, когда он послал за нами и привез сюда. Знаете, что он ответил? Мол, это хорошо, теперь мы знаем, что за зло полагается кара, и велел мне запомнить урок. Я и запомнил.

— Сколько вам было лет? — в ужасе спросила я.

— Десять. Мальве только исполнилось два. Она не понимала, что происходит, и звала маму. А маму передали в руки палача. Мальва рвалась к ней и кричала. Я хотел закрыть ей глаза, но мне не позволили. Заставили ее смотреть. А тетя Дарла шептала ей на ухо, что такая участь ждет каждую ведьму, и щипала за ногу, пока малышка Мальва не расплакалась. После казни мы прожили у тети шесть лет. Ей не очень хотелось брать нас к себе в дом, но она сказала, что таков ее христианский долг. Старая карга почти не кормила нас, я сам заботился о Мальве.

Алан умолк. Я тоже. Все, что я могла для него сделать, — дать шанс выговориться. Он выдернул руку из моей и склонился к гранитному камню, на котором кто-то вырезал «МАЛЬВА» неуклюжими заглавными буквами. Это напомнило мне подобные бесчисленные камни на поле Каллодена.

— Лучше ее никого не было, — прошептал Алан, поглаживая камень. — Лоно у нее было как цветок, а кожа такая нежная…

Я похолодела. Неужели они… Господи боже. Меня охватило безысходное отчаяние.

— Она была моей. — Алан вскинул на меня взгляд. — Слышите? Моей!

Он опустил глаза и уставился в землю, рот беспомощно кривился от горя и ярости.

— Старик и представить не мог, что мы значили друг для друга.

Так ли уж и не мог, подумалось мне. Том Кристи признался в преступлении, чтобы спасти ту, кого любил, но ведь он любил и других. Потеряв дочь, то есть племянницу, он бы сделал все, чтобы спасти сына — последнего, в чьих жилах течет его кровь.

— Это ты ее убил, — тихо сказала я.

— Он бы отдал ее какому-нибудь тупому фермеру. — Алан стиснул кулаки. — Я с ума сходил при одной только мысли об этом. Бывало, лежу рядом с ней и, как только подумаю, что она не моя… Такое зло брало. Даже бил ее за это, бывало. Она не виновата, понятно, но я не мог с собой совладать. Я застукал ее с тем солдатом. А потом еще с тем гаденышем, с Хендерсоном. Избил ее, а что толку. Она кричала, что ждет ребенка.

— Ребенок был от тебя?

Он кивнул.

— Мне и в голову не приходило, что у нее может быть ребенок. А следовало подумать, конечно. Моя крошка Мальва!.. Конечно, грудь у нее выросла, и волосы там… Как же я так… Она сказала, ей надо замуж и надо, чтобы муж думал, что ребенок от него. Если солдат не женится, нужен другой. Вот она и ложилась со всеми подряд. Я велел ей прекратить. Пообещал что-нибудь придумать.

— И подговорил ее свалить вину на Джейми? — Меня раздирали ужас, злость и горе. Бедная Мальва, почему ты мне не рассказала? Ну да, она верила только Алану.

Он кивнул и дотронулся до камня. Порыв ветра разворошил листья букета.

— Я подумал, хозяин даст ей денег, чтоб уехала, а я поеду с ней. В Канаду или даже в Индию. — Он говорил нараспев, словно грезил вслух о счастливой несбыточной жизни.

— Так зачем ты ее убил? — воскликнула я. — Как только тебе в голову пришло?

Я вцепилась в передник, чтобы не броситься на него с кулаками.

— Пришлось, — проронил он. — Она сказала, что больше так не может.

Алан часто заморгал, в его глазах стояли слезы.

— Она сказала, что любит вас. И что не может видеть, как вы страдаете. Хотела открыть правду.

Алан закрыл глаза. Его плечи подрагивали, по щекам катились слезы.

— Упрямая ослица! — вскричал он. — Все из-за тебя! Как ты посмела любить кого-то кроме меня?

Алан свернулся клубочком, как маленький, и зарыдал. По моим щекам тоже струились слезы. Какая бессмысленная, напрасная потеря, какой беспросветный ужас. Совладав с собой, я схватила с земли пистолет, дрожащими руками вытряхнула пули и сунула пистолет в карман передника.

— Уходи, Алан, — сказала я сдавленным голосом. — И так слишком много утрат.

Он был оглушен горем и не услышал. Я потрясла его за плечо.

— Уходи, я не позволю тебе застрелиться!

— А кто ты такая? — заорал он. — Я не могу больше жить, не могу!

Том Кристи пожертвовал своей жизнью ради меня и ради сына. Я не могла допустить, чтобы такая жертва оказалась напрасной.

— Ты должен жить. — Я поднялась на ноги, хотя колени подкашивались. — Слышишь, что говорю? Должен!

Он смотрел на меня глазами, полными слез… И тут раздался тоненький звук, похожий на жужжание комара. Глаза Алана медленно померкли, тело повалилось на землю, словно цветок с надрезанным стеблем. Из спины торчала стрела. Он кашлянул, сплюнул кровью и перекатился на бок, прямо на могилу сестры. Его ноги пару раз нелепо дрогнули, будто у лягушонка, а потом он затих.

Не знаю, сколько я простояла столбом. До меня медленно дошло, что подошел Йен с луком в руках. Ролло с любопытством обнюхивал мертвеца.

— Он прав, тетя, — тихо сказал Йен. — Жить он не может.

Глава 123

Возвращение

Бабуле Эбернети на вид было лет сто. Мне она нехотя призналась, что ей девяносто один. Старуха почти ослепла и оглохла, ее скрючило от остеопороза, голова тряслась, а кожа истончилась, как пергамент.

— Я всего-навсего мешок с костями, — скрипела она всякий раз, когда я приходила. — Зато все зубы целы.

Как ни странно, так и было. Думается мне, она и протянула почти целый век, потому что могла жевать мясо и овощи, а не одну только жидкую кашу, как большинство людей