Шпионские игры - Марк Хеншоу

Иероглифы Пионера выглядели не слишком изящно, напоминая скорее неряшливый китайский почерк, но дело было не в артистизме. Увлекшись, он провел за этим занятием несколько часов, почти не обращая внимания на толпу туристов и местных, которых привлекали его внешность и деятельность. Он не был прирожденным шоуменом — шпионская работа научила его сторониться всеобщего внимания, но сейчас ему было хорошо и спокойно, к тому же он не занимался оперативной работой, так что никто не мог увидеть ничего незаконного. Некоторые зрители наблюдали за ними лишь несколько минут, прежде чем двинуться дальше, другие задерживались на час и больше, несмотря на прохладу. Им было на что посмотреть. В любое другое время года иероглифы быстро исчезли бы, высохнув под теплыми лучами солнца, но сегодня все было иначе. По мере приближения сумерек становилось все холоднее и земля остывала быстрее воздуха. Влажные иероглифы вынуждали Пионера и других двигаться вдоль тротуара, оставляя впереди себя чистое пространство, а толпа шла следом. Наконец Пионеру стало совсем холодно, и он, отдав кисть другому старику, направился на север к Тропе Лотоса, дорожке вдоль южного берега озера Цяньхай, по обеим сторонам которой тянулись рестораны и бары, в поисках места, где можно выпить чего-нибудь горячего. Там было несколько кофеен, а у Пионера со временем появился вкус к западным напиткам.

В обычных обстоятельствах он обязательно обратил бы внимание на человека на велосипеде. Для этого ему вполне хватало наблюдательности, но, полностью сосредоточившись на водяной каллиграфии, он не заметил, как тот три раза проехал мимо в парке Цзиншань. Когда Пионер вошел в пешеходную зону на Тропе Лотоса, велосипедист последовал за ним, попытавшись сойти с велосипеда еще до того, как тот остановился. Переднее колесо попало на ледяную корку на дороге, и велосипед вылетел из-под седока, который выставил перед собой ногу, чтобы удержаться. Нога опустилась на лед и ушла в сторону, а ее обладатель без всякой ловкости рухнул на землю, увлекая за собой двоих прохожих. Под его весом нога сломалась в двух местах, и он вскрикнул от резкой боли. Одна из прохожих, женщина, издала удивленный возглас, когда велосипед ударил ее под колени, толкая вперед лицом вниз. Ее реакция оказалась замедленной из-за нескольких выпитых днем порций спиртного, и она врезалась лицом в бетон, сломав нос, — Пионер даже услышал треск хрящей. Второй, мужчина, споткнулся, когда на него налетела падающая женщина, и его бросило на декоративную цементную ограду справа. Он попытался устоять на ногах, но не сумел удержать равновесие на льду и свалился на землю, получив несколько ссадин, — ему повезло больше, чем остальным.

Пионер повернулся на шум — недостаточно быстро, чтобы увидеть случившееся, но последствия предстали перед ним во всей красе. Женщина неподвижно лежала на животе, из сломанного носа хлестала кровь. Мужчина возле ограды, морщась от боли, пытался встать на ноги. Велосипедист сжимал в руках ногу, вывернутую под таким неестественным углом, что Пионера едва не стошнило. Не раздумывая, он двинулся к нему, чтобы помочь. Тот перевернулся на бок, и Пионер увидел вывалившуюся из кармана его пальто рацию — черную «моторолу», слишком большую для обычного туристического гаджета, от которой тянулся провод к наушнику, выпавшему из уха велосипедиста. Тот пытался подобрать рацию и наушник, но не мог до них дотянуться, а затем совершил ошибку, которая раскрыла его окончательно.

Пионер наклонился к лежащему. Велосипедист увидел его и застыл. Он был молод и неопытен, и паника перевесила несколько месяцев тренировок, которые он прошел. Инстинкты подсказывали ему, что следует избегать прямого контакта с объектом наблюдения, — что было верно, но не в ситуации, когда все внимание объекта сосредоточено на нем. Сотрудник службы безопасности дернулся в сторону — ничем не объяснимое поведение для пострадавшего, нуждавшегося в помощи. Поняв свою ошибку, велосипедист тут же совершил вторую, посмотрев прямо в глаза Пионеру в попытке понять, не раскрыл ли тот его, как будто не хватало одного лишь наушника, выдававшего его владельца в любой стране.

Пионер взглянул прямо в лицо пострадавшему и понял, что тот его узнал. Он не сомневался, что никогда прежде не встречал этого человека. У Пионера была хорошая память на лица — естественное следствие многих лет ухода от слежки, но при взгляде на лежащего у него немедленно возник вопрос, кто он такой. Сохраняя бесстрастное выражение лица, он мысленно перебрал возможные варианты действий, и нашелся лишь один, который оставлял ему надежду выжить.

Подобрав рацию и наушник, Пионер протянул их велосипедисту.

Тот взял их, и гримаса боли на его лице сменилась удивлением. Подобного он не ожидал. Неужели объект не сообразил, что он из МГБ? Возможно ли такое?

Пионер был не настолько глуп, хотя и не знал, что женщина со сломанным носом и мужчина у ограды тоже из МГБ, так же как и еще шестеро в непосредственной близости от них. Пионер помог велосипедисту встать на здоровую ногу и повел его в находившийся в десяти футах бар, где тот мог в тепле дождаться медицинской помощи. Взяв у бармена тряпку со льдом, он вернулся к женщине, которой помогали сесть ее коллеги из МГБ. Пальто женщины было испачкано кровью, и Пионер боялся, что она лишится чувств, если взглянет на себя. Осторожно наклонив ее голову назад, он приложил лед, затем помог ей встать и повел в бар, где усадил рядом с велосипедистом.

Прибывшие врачи наложили тому шину на ногу и унесли из бара на носилках, пока другие помогали женщине дойти до машины «скорой помощи». Пионер посмотрел им вслед, а затем продолжил путь в сторону кофейни. Он шел на автопилоте, стараясь сохранить невозмутимый вид, хотя разум его буквально кричал, что в этом нет никакого смысла.

«Они знают».

Как они узнали? Когда и где именно он совершил ошибку, которая его выдала? Он не мог найти ответ, но мрачные мысли не оставляли его, пока он не заставил себя избавиться от навязчивой идеи. Загадка не имела решения. Других шпионов выдавали банальные промахи, и его ошибка наверняка была столь же банальной, поскольку он никакими силами не мог определить, в чем она заключалась. Скорее всего, он никогда об этом не узнает, если только ему не расскажут на суде, что казалось маловероятным. Процесс наверняка будет закрытым, без его присутствия на скамье подсудимых.

Его карьера шпиона подходила к концу, но предстояло выполнить еще одну оперативную задачу. После этого ответ на единственный оставшийся вопрос — сколько он еще проживет — от него уже никак не зависел. Станет ли ЦРУ за него бороться? Даже если американцы захотели бы его вытащить, время, как и прежде, оставалось его врагом. Раньше оно хотя бы было к нему безразлично, теперь же превратилось в настоящую пытку. Даже если его решат спасти, ЦРУ потребуется время, чтобы задействовать достаточное количество агентов, в то время как МГБ могло арестовать его в любой момент. Почему они этого еще не сделали? Возможно, они лишь недавно узнали, что он предатель? Им неизвестен масштаб его преступлений и они до сих пор выясняют степень его предательства? У него не было ответа на эти вопросы, но он продолжал их себе задавать. Они крутились у него в голове, словно жестокая детская песенка, и в конце концов он едва не закричал.