Интервью с вампиром - Энн Райс

– Незадолго до того у Лестата появился друг – музыкант.Он жил на Рю-Дюмейн. Мы видели его на концерте в доме мадам Ле Клэр, на той же,в то время очень престижной и фешенебельной, улице. Собственно говоря, именномадам Ле Клэр, чей салон частенько посещал Лестат, нашла бедному юноше комнатув особняке по соседству. Лестат познакомился с ними и стал наносить регулярныевизиты. Я уже говорил, что он любил играть со своими жертвами, входил к ним вдоверие, заводил с ними дружбу, заставлял себя полюбить. Но кончалось всеодинаково, и я не сомневался, что он всего лишь забавляется с молодыммузыкантом, хотя их дружба длилась дольше, чем любое другое из его знакомств намоей памяти. Юноша писал действительно хорошую музыку; Лестат нередко приносилдомой ноты с отрывками из его новых вещей и играл их на большом рояле у нас вгостиной. У молодого человека был несомненный талант, но музыка приносила емусущие гроши, желающих платить за нее находилось немного – это была странная,беспокойная музыка. Лестат встречался с ним чуть не каждый вечер, помогал емуденьгами, водил по ресторанам, которые были юноше не по карману, и даже покупалему бумагу и перья.

Их знакомство, повторюсь, длилось необычайно долго дляЛестата. Я силился понять, то ли он действительно нашел человека, сумевшего емупонравиться, вопреки всем его предубеждениям против смертных, то ли простозадумал особенно изощренную и жестокую подлость. Неоднократно он говорил мне иКлодии, что собирается убить юношу, но всякий раз ему что-то мешало.Естественно, я ни о чем его не спрашивал, не хотел, чтобы на мою головуобрушилась буря ярости. Только подумать: Лестата приворожил какой-то тамсмертный! Да скажи я ему такое, и он был разнес на части всю мебель в гостиной.

На следующий вечер после того, как Клодия сообщила мне, чтохочет убить Лестата, он вдруг ни с того ни с сего принялся уговаривать меняпойти вместе с ним на квартиру к его другу. Он вел себя весьма дружелюбно, каквсегда, когда хотел, чтобы я составил ему компанию. Собираясь в театр илиоперу, он всегда упрашивал меня пойти вместе. Только на «Макбет» я ходил с нимпо меньшей мере раз пятнадцать. Мы видели все постановки этой трагедии в НовомОрлеане, включая даже любительские. Возвращаясь из театра домой, Лестат вслухповторял отдельные, особенно понравившиеся ему строки и иногда даже кричал,обращаясь к поздним прохожим, угрожающе вытянув указательный палец: «Завтра,завтра, завтра!», пока они не переходили на другую сторону улицы, сочтя егопьяным. Но все его благодушие улетучивалось бесследно, стоило мне всего лишь намекнуть,что мне тоже приятно его общество, и следующего подобного случая приходилосьждать месяцами, а то и годами. В тот вечер он даже снизошел до того, чтоположил руку мне на плечо. Я скучно и вяло выдумывал самые жалкие отговорки,звучавшие совершенно неправдоподобно, поскольку мои мысли были целиком занятыКлодией, нашим планом и грядущими несчастиями. Меня до глубины души поражало,как он умудряется не замечать этого. В конце концов он понял, что напраснотеряет время, в раздражении поднял с пола какую-то книгу и швырнул ею в меня:

«Ну и читай свои чертовы книги! Крыса!» – И с оскорбленнымвидом вышел из комнаты.

Это встревожило меня до крайности. Я предпочел бы, чтобы онвстретил мой отказ по обыкновению холодно и презрительно. Я решил еще разпопробовать отговорить Клодию, хотя у меня уже не было сил и я знал, что ничегоне смогу поделать. Но дверь в ее комнату была заперта, она еще не вернулась. Завесь вечер я видел ее лишь мельком, когда говорил с Лестатом. Она одеваласьперед зеркалом в прихожей. На ней было платье с буфами и лиловой ленточкой нагруди, из-под него выглядывали кружевные чулочки и ослепительно белые туфельки.Уходя, она бросила на меня холодный взгляд.

Я проголодался и тоже отправился на улицу. Я вернулся домойчерез пару часов, сытый и слишком ленивый, чтобы предаваться унылымразмышлениям. Но едва переступил порог, во мне появилось и начало растичувство, что Клодия задумала сделать это сегодня.

Не знаю, как я это понял. Скорее всего, меня встревожилочто-то в доме. Я слышал шаги Клодии во второй гостиной. Дверь туда былазаперта. И мне показалось, что ей отвечает другой голос, тихо, шепотом. Еще ниразу ни я, ни Клодия не приводили людей сюда, только Лестат время от временитаскал в дом уличных женщин. Скоро я уже был твердо уверен, что там кто-тоесть, хотя не мог уловить ни отчетливого запаха, ни громких слов. Но потом япочувствовал аромат изысканной пищи и вина. В хрустальной вазе на рояле стоялбукет хризантем. Для Клодии эти цветы символизировали смерть.

Вскоре появился Лестат. Он что-то тихо напевал себе под нос,отстукивая тростью ритм по перилам винтовой лестницы. Он вошел в длинный холл,его лицо разрумянилось, губы порозовели. Сел к спинету и поставил ноты напюпитр.

«Убил я его или нет? – спросил он, указывая на меняпальцем. – Догадайся!»

«Нет, – отрешенно ответил я. – Ты ведь звал меня ссобой, значит, не собирался убивать его».

«Ага! Но я мог сделать это со злости, из-за того, что ты непошел со мной!» – сказал он и поднял крышку инструмента. Теперь он будет такболтать до рассвета, подумал я. Он был необычайно оживлен. Я смотрел, как онразбирает ноты, и спрашивал себя в который раз: может ли он умереть? Неужелиона решится его убить? Я почти собрался с духом пойти к Клодии и сказать, чтомы должны отказаться от наших планов, от путешествия и всего остального, ипродолжать жить так, как жили до сих пор. Но внутренний голос подсказывал мне,что назад дороги нет и что с того самого дня, когда она начала задаватьвопросы, развязка – все равно какая – стала неизбежной. И непреодолимая тяжестьприковала меня к креслу.

Лестат заиграл. У него был превосходный слух, в прежнейжизни он мог бы стать отличным пианистом. Но он играл без чувства, непогружался в музыку, а вытягивал ее из инструмента, как фокусник; правда,виртуозно, потому что он был вампиром и его способности превышали человеческие.Он играл без души, холодно и точно.

«Так убил я его или нет?» – повторил он.

«Нет», – снова ответил я, но с таким же успехом могутверждать и обратное. Я думал только о том, как бы не выдать себя.

«Ты прав, я его не тронул, – сказал он. – Нашаблизость приятно возбуждает меня, и я не хочу пока лишаться удовольствияобдумывать каждый раз заново, как убью его. Убью, но не сейчас, и тогда я найдудругого смертного, похожего на него. Если бы у него были братья… я занялся быими по очереди. Вся семья вымерла бы от таинственной лихорадки, иссушающейтело! – продекламировал он тоном аукциониста. – Кстати, у Клодии тожестрасть к семьям, да ты и сам, наверное, знаешь. Ах да, к вопросу о семьях, ячуть было не забыл. Ходят слухи, будто на плантации Френьеров завелисьпривидения. Рабы и надсмотрщики разбегаются кто куда».