Интервью с вампиром - Энн Райс

«Ты сошел с ума, Луи? Тело не может оставаться здесь! –воскликнула она. – Да и мальчики тоже. Ты обязан помочь мне! Мне больше нек кому обратиться, Луи!»

Я понимал, что Клодия права, но не мог ничего с собойподелать. Ей пришлось понукать меня, тащить за собой почти на каждом шагу: моетело отказывалось повиноваться. Мы спустились во двор, заглянули на кухню иобнаружили там, в печи, кости горничных. Мы совершенно забыли про них, и этобыла глупая опасная беспечность. Клодия выгребла их, положила в мешок иперетащила в экипаж. Я сам запряг лошадей, успокоил пьяного кучера и погналпрочь из города в сторону Байю-Сент-Жан, к огромному черному болоту,простиравшемуся до озера Поншатрен. Клодия молча сидела рядом со мной накозлах. Мы оставили позади городские ворота с газовым фонарем, миновалидеревенские домики предместий. Изрытая глубокими колеями дорога началасужаться. По обе стороны потянулись болота, скрытые глухой стеной кипарисов идикого винограда.

Я никак не мог решиться дотронуться до Лестата; Клодия самазавернула тело в простыню и осыпала его белоснежными хризантемами. Это былоужасно. Я хоронил его последним. Сверток показался мне почти невесомым, ячувствовал сладкий запах тления. Я положил его на плечо и ступил в чернуюболотную воду. У меня хлюпало в ботинках, но я все шел и шел: хотел похоронитьего подальше от детей. Сам не знаю зачем, я заходил все глубже и остановился,только когда светлая лента дороги почти скрылась из виду и небо в просвете надней начало тревожно бледнеть. Я опустил тело вниз, в болотную жижу. И стоял,потрясенный, и смотрел, как илистая вода смыкается над белым бесформеннымсвертком. Я медленно приходил в себя. Спасительное оцепенение, которое храниломеня всю дорогу от Рю-Рояль, исчезло без следа. Я смотрел на воду и говорилсебе, что передо мной Лестат. Его тайная сила, волшебный дар превращения – всеумерло, кануло в бездну. И вдруг неведомая грозная сила потянула меня вниз, заним, в вечную темноту, откуда нет возврата. Я будто слышал властный голос, онзвучал громко и отчетливо, по сравнению с ним человеческая речь моглапоказаться невнятным бормотанием: «Ты знаешь, что должен сделать. Сойди во тьмуи покончи со всем раз и навсегда».

Но вдруг донесся голосок Клодии, она звала меня по имени. Яобернулся и сквозь сплетение ветвей увидел ее фигурку, далекую и крошечную,словно белый огонек, мерцающий на дороге.

На рассвете мы улеглись в гроб, она прижалась к моей груди,обняла меня и прошептала, что любит, что теперь мы навсегда свободны.

«Я люблю тебя, Луи», – повторяла она снова и снова, инаконец кромешная тьма сжалилась надо мной и усыпила мой разум.

Вечером, когда я проснулся, Клодия разбирала вещи Лестата.Она действовала сосредоточенно и методично, но я видел, что в душе у нееклокочет ярость. Она опустошала шкатулки и ящики комодов, сваливала все в кучуна ковре, снимала с плечиков костюмы, выворачивала карманы, бросала на полмонеты, театральные билеты и обрывки бумаги, рылась в дорожных сундуках. Я завороженнонаблюдал за ней, стоя на пороге комнаты, время от времени поглядывая на гробЛестата, увитый траурными лентами и кусками черной ткани. Мне вдруг захотелосьоткрыть его и увидеть внутри Лестата, живого и невредимого.

«Ничего! – наконец сказала Клодия и раздраженноскомкала попавшуюся под руку одежду. – Ни намека на то, откуда он явился икто превратил его в вампира!»

Она посмотрела на меня, ища сочувствия, но я отвернулся,избегая ее взгляда, и пошел в свой кабинет. Там хранились мои книги и вещи, оставшиесяот матери и сестры. Я сел на кровать. Я слышал, что она идет за мной, но дажене поднял головы.

«Он заслужил смерть!» – сказала она.

«Тогда и мы заслуживаем ее. Каждую ночь, – ответиля. – Оставь меня. – Я плохо понимал, что говорю. В моей головебеспорядочно теснились обрывки мыслей. – Я буду заботиться о тебе, потомучто иначе ты не выживешь, но не хочу больше видеть тебя рядом с собой. Спи всвоем ящике и не приближайся ко мне».

«Но я же предупреждала тебя. Ты знал, что я собираюсьсделать…» – никогда еще ее голос не звучал так тонко и беззащитно.

Я взглянул на нее с удивлением, но без сочувствия. Онасовершенно преобразилась. Кукольное личико выражало ужасное волнение.

«Я говорила тебе, Луи! – лепетала она трясущимисягубами. – Я поступила так ради нас обоих, чтобы мы наконец обрелисвободу».

Я не мог смотреть на нее. Эта красота, эта видимостьневинности… и такое страшное страдание на лице. Я выбежал из комнаты, можетбыть, даже толкнул ее, не помню. И уже на лестнице вдруг услышал странный звук.

Это случилось впервые за долгие годы, впервые с той ночи,когда я нашел ее, живую, льнущую к телу матери. Она плакала!

Против воли я повернул назад. Клодия плакала так горько, такбезысходно, словно не надеялась, что кто-нибудь ее услышит. Я вошел в комнату.Она лежала на кровати, где я обычно сидел с книгой. Она свернулась в клубочек,все ее тело содрогалось от рыданий. Сердце у меня разрывалось. Даже живымребенком она плакала не так горько. Я медленно, тихо опустился рядом с ней,положил руку ей на плечо. Она подняла голову, ее губы дрожали, из широкораскрытых глаз катились слезы. Эти слезы отливали кровью, кровь была у нее наруках, но Клодия ничего не замечала. Она откинула волосы со лба, ее душилирыдания.

«Луи… – прошептала она, – если ты уйдешь… если япотеряю тебя, у меня не останется ничего… Ради тебя я бы оставила все, какпрежде… Но сделанного не воротишь».

Она обхватила меня руками, всхлипывая, прижалась к моейгруди. Я не хотел даже прикасаться к ней, но в следующую минуту уже сжимал ее вобъятиях, гладил растрепанные волосы.

«Я не могу жить без тебя… – шептала она. – Мнелегче умереть, чем расстаться с тобой. Когда ты смотрел на меня таким ужаснымвзглядом, мне казалось, что я умираю. Если ты разлюбишь меня, я умру, умру также, как он!»

Она плакала все громче, все безнадежней, и я не выдержал,обнял ее и поцеловал нежную шею, щеки, похожие на спелые яблоки из райскогосада.

«Все хорошо, милая, – успокаивал я ее. – Все будетхорошо…»

Я качал ее на руках медленно, плавно, и она наконец затихла,только шептала, что мы теперь будем счастливы и свободны навсегда, чтоначинается новая, прекрасная жизнь.