После тебя только пепел - Алекс Хилл

– В том, кто я и зачем все это делаю.

Сжимаю в руках теплый бумажный стаканчик, не сводя глаз с Мнаца. Решил открыться мне? Вот так просто взять и все рассказать? Это, конечно, очень мило, но…

– Думаешь, я на это куплюсь? – Короткая нервная усмешка слетает с моих губ. – Привез меня к реке, накупил еды. Отослал свою девушку, смотришь кошачьим взглядом. Прям романтика-романтика. И, по закону жанра, я сейчас должна растаять и стечь тебе под ноги?

Мнац приподнимает уголки губ, опуская взгляд. Его бесовские глаза скрываются за длинными темными ресницами. Он проводит зубами по нижней губе, будто бы сожалеет, что я его раскусила, но как только он снова поднимает голову, вижу на его лице то, к чему уже привыкла. Надменность, озорство, немного разочарования и недовольства. И все-таки я права. Происходящее не больше чем мишура.

– Почему ты не рассматриваешь вариант, что раньше я притворялся, а сейчас нет?

– Ты все время притворяешься.

– А ты куда внимательнее, чем я думал. Плюсик тебе за это, – хмыкает он. – Но я действительно хочу кое-что тебе объяснить, Алена. Просто в образе страдальца до тебя бы быстрее дошло. Ты ведь у нас добряшка. Пожалела бы меня, а в голове отложилась нужная информация.

– Пожалеть? Тебя? – удивленно спрашиваю я. – А есть за что?

– То есть все-таки интересно узнать обо мне? Может быть, я тебе даже нравлюсь?

– Не дождешься, – прищуриваюсь я и качаю головой.

– Ауч! – вздыхает Мнац и прижимает руку к груди. – Ты разбила мне сердце. Это больно.

Отворачиваюсь к воде, не желая смотреть на этого клоуна. Не уверена, что такой парень вообще знает, каково это, разбитое сердце. Сама представляю с трудом, но думаю, это куда больнее, чем просто – ауч.

– Давай лучше вернемся к твоим объяснениям, – предлагаю я, не собираясь возвращаться к теме любви и отношений.

Слышу тихую возню и шорох, а потом короткий щелчок. Ночной воздух и запах пресной воды смешиваются с сигаретным дымом, который медленно рассеивается, поднимаясь к небу. Смиренно жду обещанных объяснений, потягивая зеленый сладкий чай, но Мнац не спешит. Делает еще несколько затяжек и только потом приглушенно произносит:

– Я был точно таким же.

Ветер затихает, как будто тоже хочет послушать эту историю. Решаю не перебивать оратора. Наши споры могут все испортить.

– Алена, я не играю. Все, что ты видишь, это и есть я. И в зависимости от ситуации я могу быть кем угодно, если это даст тот результат, который нужен. Раньше я, как и ты, думал, что если буду очень хорошим, то и моя жизнь будет такой же. Пытался всем угодить, принести какую-то пользу. Из кожи вон лез, чтобы помочь или порадовать. Меня так воспитали, и я не могу сказать, что это плохо, просто никто не объяснил, что с этим делать. Что я не готовый к употреблению продукт и иногда нужно включать мозг, а не выполнять то, что сказали или навязали. Что я никому ничего не должен и выбирать себя совсем не стремно, а правильно.

Он делает несколько затяжек подряд, а я терпеливо жду продолжения. Пока все это кажется странным. Не могу представить Мнаца в роли добряка и примерного мальчика, но и исключать это было бы полнейшей глупостью. Все верно. Я его не знаю.

– Я заинтересовался психологией несколько лет назад, потому что мне было интересно, кто мы такие и как работает наш мозг. Мне все не давал покоя один вопрос. Почему принято считать, что если ты отдаешь, то тебе непременно вернется втрое больше, хотя на самом деле главный приз забирают те, кто умеет грести под себя? Скольких уже погубило это суждение, а скольких еще погубит? Немного разобравшись, прочитав кучу книг и пообщавшись с некоторыми людьми, я начал замечать личностей, которые так же, как и я когда-то, попросту не знают, кто они и чего хотят на самом деле. Окружение слепило из них что-то удобное и комфортное. Типа подставки для ног или прикроватного коврика. И меня это взбесило. Доброта – не слабость, но и не сила, Алена. Ты должна это отлично понимать. Я сейчас не пытаюсь внушить тебе свой опыт, а говорю на основе твоего собственного.

Крыть нечем, и все-таки… в его словах, может, и есть смысл, но они – не абсолютная истина. Вряд ли можно быть счастливым, делая людей вокруг несчастными. С этим я не могу согласиться.

– А тебе не кажется, что ты слишком много на себя берешь? – спрашиваю я без осуждения, лишь с недоумением. – Одно дело менять свою жизнь и копаться в себе, и совсем другое – вмешиваться в чужие. Какими бы благими ни были твои намерения…

– Ты ведь сама пришла ко мне, – перебивает Мнац.

– Да, но вспомни, как ты со мной разговаривал поначалу. Что творил! – Я поворачиваю голову, бесстрашно глядя на него. – Затолкал в кабинет, потом развел мою подругу, угрожал, унижал. Это неправильно!

– Не стану спорить, – говорит Мнац и тушит окурок о край урны, – но по-другому было никак. Ален, когда ты бросилась тогда защищать своего говно-брата в первую нашу встречу, я…

Он смотрит на меня, напряженно замолкая. Ощущаю, как его аура разрастается, затягивая меня, и пропадаю на несколько мгновений. Мнац наклоняется ближе и вглядывается в мое лицо, исследуя каждый сантиметр.

– Я не мог, – глухо произносит он, и у меня перехватывает дыхание. – Понимаешь? Не мог не вмешаться. Я думал о тебе после этого еще несколько дней. Почти не спал. Я не понимал, зачем вообще ты полезла? Ты должна была дать мне закончить, а не вмешиваться в драку. А потом до меня дошло… Я увидел себя в тебе. Увидел и ужаснулся. Я честно отговаривал себя, убеждал, что не должен к тебе приближаться, но…

– Я перевелась.

– Да, – невесело хмыкает он. – И почти сразу я догадался, почему. Алена, я не врал тебе, когда говорил, что хочу помочь. Знаю, что мои методы…

– Непростые, – подсказываю я.

– Пусть будет так, но ты сравни, какой была в конце лета и какая сейчас. Прошел всего лишь месяц. Я не пытаюсь переделать тебя, добавляя новые детали, лишь хочу вытащить наружу и показать, в первую очередь тебе, твои же способности и силу. Знаешь, что практически все великие люди прошли в своей жизни такую жопу, которая многим и в кошмарах не приснится? И именно поэтому они и стали великими. Они боролись. С собой, с миром, неважно. Они не сдались. Сделали выбор и фигачили изо всех сил. Наивысшая степень развития достигается в критических ситуациях. Это самый надежный способ, пусть и жесткий.

– Ну, на жесткость ты не скупишься, – усмехаюсь я, потирая пальцами напряженный лоб. – И все равно твой рассказ не слишком хорошо объясняет причины и мотивы.

– Других объяснений у меня нет.

– Какая же критическая ситуация изменила тебя?

Мнац поворачивается лицом к реке и прикуривает еще одну сигарету. Он не грустный и не веселый. Отстраненный. Далекий. Ответа нет, и похоже, не будет. Может, еще не время?

Проводим в молчании пару минут, за которые я успеваю допить чай и рассмотреть Мнаца еще раз, но сейчас уже совсем под другим углом. Красивый и сильный парень, веселый, когда надо – серьезный, неудивительно, что его все любят, но какой же он сложный. Не знаю, изменилось бы что-то между нами, будь Мнац более земным, но отрицать того, что его методы действительно работают, нельзя. А еще я, кажется, понемногу к нему привыкаю. Он больше не вызывает во мне урагана неприятных ощущений, и я его не боюсь. Разве что совсем капельку.