Всемирный экспресс. Поезд ночных теней - Анка Штурм

Флинн слушала во все уши. Никто прежде не рассказывал ей так много о Доме теней. Как же могут в школе учить таким ужасным вещам?!

За окнами, заслонив солнце, поднялся серый дым и погрузил чайный бар в непривычный мрак. Свист паровоза пробился сквозь карканье бесчисленных ворон, обсевших чёрные деревья вдоль путей. Ветви этих напоминающих скелеты деревьев нависали над крышей поезда.

Флинн охватил озноб.

– И что? – беспомощно повторила она. – Зачем ты мне всё это рассказываешь?

– «И что?»?! «Зачем?»?! – не веря своим ушам, повторил Даниэль. – Тебе нужно с ней поговорить! Мы не можем быть уверенными, что Гарабина переосмыслит своё поведение. До тебя ей ещё далеко.

Эти слова принесли Флинн некоторое удовлетворение. И всё же…

– Не думаю, что Гарабина станет меня слушать, – с сомнением возразила она. Вообще-то у неё не было никакого желания говорить с Гарабиной, и она радовалась, что та пока оставила её в покое.

Даниэль снова огляделся в длинном вагоне и склонился к Флинн так близко, что она увидела, какие ярко-карие у него глаза. На долю секунды у неё вспыхнул вопрос, не из-за цвета ли глаз влюбилась в него тогда мама.

– Тебе следует знать, что у Гарабины четверо братьев, – прошептал Даниэль. – Как у тебя.

Флинн, распахнув глаза, скрестила руки на груди. Этот разговор явно принимал не тот оборот.

– Гарабина совсем не такая, как я! – вспылила она. – Она из богатой семьи. У неё есть всё, чего её душа пожелает, и все двери перед ней открыты. Ей повезло с рождения, а таким, как Касим и я, – нет. Две недели назад ты сказал, что эта школа создана для детей, живущих в тяжёлых условиях. Значит, Гарабине здесь вовсе не место!

Даниэль, скривившись, откинулся на спинку стула и опять бросил быстрый взгляд на павлинов в конце вагона, но те, увлечённые разговором, не обращали внимания ни на него, ни на Флинн.

– Тяжёлые условия не всегда означают отсутствие денег, – уверенно сказал он. – Гарабине тяжело по-другому, не так, как тебе: все её братья учатся в Домусе Делектусе. В её роду все сплошь негодяи: они отмывают огромные деньги, лоббируют собственные интересы и загрязняют окружающую среду. Гарабина единственная в этой семье, кто когда-либо получал билет во Всемирный экспресс. – Даниэль сделал короткую паузу, а затем продолжил: – Её семья потребовала, чтобы она выбросила билет, и поэтому она разругалась со всеми. Когда в январе она села в поезд, родители заморозили её счёт в банке и запретили возвращаться домой.

Потрясённая, Флинн сжала губы. Она не ожидала, что у Гарабины проблемы с семьёй. Она всегда думала, что деньги позволяют решить любую проблему.

– Я знаю, что Гарабина в прошлое воскресенье вела себя не как подобает порядочному образцовому павлину, – согласился Даниэль.

Это было просто неслыханным приукрашиванием фактов!

– Она вела себя как последняя свинья, – поправила Флинн, подавив сильное желание добавить к этому парочку крутых бранных слов.

Даниэль кивнул.

– Она изменится, – пообещал он. – Я это знаю. Тот, кто так боролся за то, чтобы стать павлином, приложит все усилия, чтобы им остаться. – Он осторожно улыбнулся Флинн. – Тебе ведь это должно быть известно.

Флинн долго молчала. Она разрывалась между злостью на Гарабину, которую знала, и сочувствием к Гарабине, о которой только что рассказал Даниэль. Ей трудно было представить, что это один и тот же человек.

– Флинн, – тихо сказал Даниэль. – На прошлой неделе на крыше именно ты заставила Гарабину засомневаться в том, что она поступает верно. Её остановили твои слова.

Флинн громко рассмеялась. Бессердечное звучание собственного смеха испугало её саму.

– Нет-нет, – возразила она. – Её точно остановила не я, я только…

– Ты тигрик, – перебил Даниэль.

– К чёрту тигра! – вырвалось у Флинн. – Я даже не в состоянии найти брата! Ты всерьёз считаешь, что мне удастся удержать Гарабину от того, чтобы она стала суперзлодейкой?

Лицо Даниэля застыло от разочарования. Быстро отвернувшись, он посмотрел в запотевшее окно на седые тени, накрывшие экспресс плотным ковром. Порхающие буквы на оконной раме возвестили: «Уральские горы». Но в густых тенях Флинн рисовалось нечто большее, чем просто горы. У неё было ощущение, будто они забрали доверие Даниэля и заставили его стать холодным и отстранённым. Это ощущение угнетало, и Флинн не знала, готова ли к нему. Она быстро допила какао. Ей страстно хотелось, чтобы появился Тидерий и объяснил ей, почему он выбрал именно её.

– Запомни одно, – наконец сказала она, взглянув Даниэлю в лицо, – я тебе дочь, а не сообщница.

Эти слова ещё звенели во Флинн, когда она вышла на соединительный мостик между чайным баром и библиотекой. Она не понимала, что звучит в ней сильнее: уверенность в себе или угрызения совести из-за того, что уклонилась от чего-то самого важного.

Во время послеобеденных самостоятельных занятий Флинн украдкой поглядывала на Гарабину. Та, сидя за рабочим столом, сосредоточенно рисовала линии на матерчатой карте звёздного неба – большой, как половина палатки. На её блестящих волосах сидели обтянутые сатином наушники – очевидно, она намеревалась таким образом защититься от шума в вагоне. Она действительно не выглядела ни обеспокоенной, ни полной раскаяния. Флинн спрашивала себя, что же там происходит у неё в голове.

Когда большинство павлинов после четырёх часов покинули вагон, Гарабина никуда не ушла. Остались только Флинн с Касимом и она. Сидя с ними втроём под изображением Стефенсона на потолке, Флинн внезапно почувствовала, что основатель школы наблюдает за ней. А вдруг Даниэль прав и Гарабина непременно должна остаться во Всемирном экспрессе, после того как столько за это боролась? Что, если Стефенсон тоже видит всё именно так?

– И вы ещё здесь, – констатировала Гарабина, обернувшись на своей крутящейся банкетке. Она потянулась.

Рядом с Флинн поднял голову Касим. На письменном столе перед ним лежал открытый блокнот, его страницы блестели и топорщились. Выглянув из-за ширмы, отделяющей её от рабочего места Касима, Флинн заметила между страницами пустые обёртки от разных сладостей Рахенснафа.

– А почему бы и нет? – огрызнулся Касим. – Мы же сами решаем, чем заниматься.

Флинн удивлённо посмотрела на друга. С каких это пор Касим занимается добровольно? На уроках она всегда видела его либо усталым, либо строптивым. И теперь ей пришло в голову, что Пегс, вероятно, права: не терзается ли он оттого, что круглик?

Гарабина покачала головой и таким тоном, словно всерьёз пыталась дать совет, сказала:

– Мне очень не хочется отнимать у тебя мотивацию, Йоунс-Касим, но уму научиться невозможно. Дурак останется дураком, а круглик – кругликом. Лучше сразу сдайся!

Флинн затаила дыхание. Сначала она опасалась, что Касим набросится на Гарабину с кулаками. Но он даже не пошевелился. Флинн видела его каменное лицо и в душе кипела от ярости. Пусть у Гарабины какие угодно проблемы с семьёй – но это вовсе не даёт ей право так высокомерно обходиться с окружающими. «По сути, – думала Флинн, – Гарабина ведёт себя во Всемирном экспрессе точно так же, как остальные члены её семейства – в Домусе Делектусе. И в этом они друг от друга ничем не отличаются».