Пороки и их поклонники - Татьяна Устинова

Впрочем, маловероятно, что она не в курсе. “Особь”, то есть.

И еще труп! Труп юриста Маслова! Откуда он взялся?!

В схему труп никак не укладывался, а весь жизненный опытАрхипова говорил, что, если после сборки на столе остался лишний винтик, этоозначает, что механизм собран неправильно!

Лишний винтик – труп на ковре – портил всю картину.

Значит, так.

Допустим, что его убила Маша. Ну, допустим.

В спине заскреблось, и Архипов потерся о простыню – каклиняющий по весне медведь о частокол.

Допустим. Только допустим.

Архипов сел, придерживая рукой спину, и прислонился кдеревянной спинке. Гектора Малафеева он спихнул ногой на ковер – Гектор улыбалсяехидной улыбкой, которая как бы говорила Архипову, что так суетиться из-за МашиТюриной не стоит, право, не стоит.

Ну, хорошо.

Его убила Маша, потому что некому больше его убивать. И тызнаешь это, с самого начал знал, именно поэтому заметал следы с такойметодичной старательностью. Именно поэтому ты обнимал труп, когда тащил еговниз по лестнице, а потом усаживал в машину, а потом ехал по городу, в дожде имыслях о том, что любой гаишник, которому взбредет в голову проверить твоидокументы, обнаружит, что машина не твоя, а в салоне у тебя труп!

Ты знал, что она его убила, поэтому ты еще позаботился оковре с кровавым пятном в середине, и о ноже, который лежит теперь в твоемписьменном столе, и остается только уповать на то, что ты не наследил как-нибудьслишком явно и милиция тебя не найдет, а если найдет, то, бог даст, не отыщетникаких доказательств причастности – твоей или Машиной, не зря же ты перчаткинадевал и вообще проявлял предельную киношную осторожность!

Ты знал, что его убила Маша – дверь открыта ключом, а ключиесть теперь только у тебя и у нее. Но ты не убивал юриста Маслова.

Могло быть такое, что она вернулась в свою квартиру, открыладверь Маслову, впустила его, а потом убила. Зачем? За что? Или он чем-то ейпригрозил?

Но если она вернулась, значит, те, кто “уволок” ее отсенежского поезда, потом выпустили? Или она сбежала? Если сбежала, где онатеперь? Откуда и зачем она звонила ему, Архипову, да так, что многоумныйтелефон не смог определить номер?

Или все это спектакль – от начала до конца, вместе с темидвумя на вокзале? Спектакль, предназначенный специально для Архипова иразыгранный Машей Тюриной и господами из “Радости”?

А нож? Откуда он взялся под диваном в гостиной?

Архипов уверен, что нож должен лежать под кроватью МашиТюриной, а вовсе не в гостиной. Лизавета тогда сказала – его появлениепредвещает смерть. И еще сказала, что нож “появился” у нее в комнате.

Кто режиссер этого спектакля? Маша? Одна? Или вдвоем с Добромиром?Или с кем-то еще?

Если она, зря Архипов так старался. Ни веснушки, ни темныеволосы, ни ореховые глаза, ни энергичная грудь не имеют значения, если это –она.

И Лизавету она убила? И с лестницы пыталась столкнутьнезадолго до смерти?

И почему, черт возьми, Лизавета сказала ему на бульваре, что“по заслугам каждый получает”?! Что она имела в виду, полоумная старуха?!

Архипов выбрался из постели и, держа спину очень прямо,вышел в гостиную. Где-то там должен, стоять холодный чай с мятой.

Он отхлебнул из тяжелой кружки и посмотрел на прямоугольниклунного света, лежащий на полу. В прямоугольнике расплылись растрепанные черныекляксы – тени от Любаниных цветов.

Если это Маша, значит, ей нужно было побыстрее удалить изМосквы Макса, который нагрянул в такой неподходящий момент.

Вместо того чтобы отвезти его на вокзал и тихо-мирнопосадить в поезд, она разыгрывает у него на глазах целый спектакль с“похищением”, “фертом в плаще”, побегом, погоней и так далее. Совершенно ясно,что после такого спектакля Макс никуда не поедет, да и билет, по всейвидимости, остался у нее.

Вывод. Или спектакль тоже часть плана – какого, чертвозьми?! – или это не она.

Все тебе хочется, чтобы была “не она”! В этом все дело,правда? Наплевать тебе на логику и на правду тоже – лишь бы не она! Отсюда иразмышления о том, какой неправильной жизнью живешь, – все потому, что тебевнезапно захотелось пожить “правильной”, и именно с ней. Два раза видел, неделювспомнить не мог, что за девчонку Лизавета когда-то подобрала, – и на тебе!

Архипов одним глотком допил из кружки чай с мятой, утерсяладонью и произнес довольно громко:

– Ну и ладно! Ладно.

Никто ему не ответил, только Тинто Брасс вздохнул на своейподушке.

* * *

Макса все время приходилось подталкивать в спину. Сам онникак не шел.

– А… это чего, а?

– Чего? Здравствуйте, Петр Степаныч! Где чего?

– Ну, вон! За дверями!

Архипов посмотрел, что там “за дверями”.

– А-а… Конференц-зал.

– Для конференций?

– Для совещаний.

– Здравствуйте, Владимир Петрович.

– Доброе утро, Ольга. Макс, идем.

– И это все ва-аше?

– На-аше.

– Так вы ж говорили, что вы… этот самый… программист.

– Я этот самый программист.

– А почему тогда ваше?

– Потому что у меня своя фирма.

– Чего?

Архипов едва удержался, чтобы не сказать – чего, да и тотолько потому, что они уже почти вошли в приемную.

– Заходи.

Катя выглянула из-за компьютера. Хорошенькая, приветливая,всегдашняя Катя – мать двоих детей.

– Катя, это Макс Хрусталев. Мой… родственник из провинции.

– Ничего не из провинции, а из Сенежа, – поправил Максстроптиво. Строптивость он продемонстрировал, очевидно, из-за Катинойхорошенькой мордашки. – И не ваш я родственник!

– Это Макс Хрусталев из Сенежа, – поправился Архипов. – Онмне не родственник. Его самое главное вовремя кормить.

– Покормим, – не моргнув глазом пообещала Катя, а Макспокраснел.

Катя как раз была похожа на фею из сказки, именно Катя, а нехудая, длинная, замученная Манька. Вот если бы Катя оказалась его сестрой!

– Володь, почта у тебя на столе. В два часа приедетВасильченко.

– Да, хорошо. В полчетвертого я уеду. Макс останется натвоем попечении.