Злые самаритяне. Миф о свободной торговле и секретная история капитализма - Ха-Джун Чанг

«Заимствование» идей производилось не только в отношении изобре­тений, которые можно запатентовать. В XIX веке постоянно подделывались торговые марки. Так же в свое время поступали в Японии, Корее, на Тайване, а сейчас и в Китае. В 1862 году Британия пересмотрела закон о торговых марках — Акт о торговых знаках с целью помешать иностранцам, особенно немцам, производить контрафактную английскую продукцию. Новый акт требовал указывать город или страну производства в необходимом «торговом описании».

Однако этот закон недооценил изобретательность немцев, придумавших блестящую тактику уклонения. Так, например, они ставили штамп с названием страны-производителя на упаковке, а не на индивидуальных товарах. Как только упаковку снимали, покупатели уже не могли узнать, в какой стране изготовлен продукт. Утверждают, что особенно часто такой прием использовался в отношении импортных часов и стальных изделий. В других случаях немецкие производители отправляли такие товары, как пианино и часы, по частям и собирали их уже в Англии. Или же ставили штамп с указанием страны-изготовителя в месте, где он практически не виден. Британский журналист XIX века Эрнест Уильямс, который написал о немецких подделках книгу Made in Germany («Сделано в Германии»), рассказывает: «Одна немецкая фирма, которая экспортирует в Англию множество швейных машин с заметными ярлыками “Singer” и “North-British Sewing Machines”, ставит штамп “Made in Germany” маленькими буквами под ножной педалью. Пять-шесть швей должны объединенными усилиями перевернуть машину, чтобы прочитать эту надпись. В противном случае ее никто не увидит».

Авторские права тоже постоянно нарушались. Хотя сейчас США заявляют об их священности, в свое время там отказывались защищать иностранцев, что и говорилось в законе 1790 года. Международное соглашение по авторским правам (Бернскую конвенцию 1886 года) американцы подписали лишь в 1891 году. В то время в США массово импортировали защищенные авторским правом материалы и видели преимущество в том, чтобы оберегать только американцев. Еще в течение века (до 1988 года) не признавались авторские права на материалы, опубликованные за пределами США.

Историческая картина ясна. Подделки изобретены не в современной Азии. Все страны, отставая в познаниях, без колебаний нарушали чужие патентные и авторские права и торговые марки. Швейцарцы «заимствовали» химические изобретения немцев, немцы — английские торговые марки, американцы — британские материалы. И все без выплаты так называемой справедливой компенсации.

Несмотря на всю эту историю, злые самаритяне сейчас заставляют развивающиеся страны усиливать защиту прав на интеллектуальную собственность до исторически беспрецедентного уровня, связывая им руки соглашением по TRIPS и рядом двусторонних отношений по свободной торговле. Они заявляют, что усиление защиты интеллектуальной собственности подстегнет рост новых знаний и пойдет на пользу всем, включая отстающих. Но так ли это?

Акт об увеличении срока авторских прав увеличил период защиты с «жизни автора плюс 50 лет или 75 лет для работы коллектива авторов» (формулировка 1976 года) до «жизни автора плюс 70 лет или 95 лет для работы коллектива авторов» в 1998 году. С исторической точки зрения это было просто невероятное расширение периода защиты авторских прав — в 1790 году он ограничивался 14 годами (и мог быть продлен еще на 14 лет).

Акт 1998 года уничижительно называют «Законом об охране Микки Мауса», поскольку компания Disney активно лоббировала его проведение в ожидании 75-летия этого героя, который впервые появился в 1928 году в мультфильме «Пароходик Вилли». Особенно примечательно, что закон имел и обратную силу. Ведь любому очевидно, что продление срока защиты для уже существующего произведения никогда не породит новых знаний.

Но на этом история с авторскими правами не заканчивается. Фармацев­тическая индустрия США уже успешно пролоббировала продление фактических патентов на срок до восьми лет, приводя такие аргументы, как необходимость защищать свои данные или компенсировать ожидание одобрения лекарств со стороны Управления по контролю за продуктами и лекарствами.

Учитывая, что патенты в США, как и авторское право, ранее распространялись только на 14 лет, это значит, что фармацевтическая индустрия фактически удвоила патентную жизнь своих изобретений.

Сроки защиты прав на интеллектуальную собственность выросли не только в США. В третьей четверти XIX столетия (1850–1875) средняя жизнь патента, если взять 60 стран, составляла около 13 лет. С 1900 по 1975 год она продлилась до 16–17 лет. Но в последнее время Штаты приняли на себя роль лидера в ускорении и консолидации этой растущей тенденции. Сейчас с их подачи 20-летний срок патентной защиты стал «золотым стандартом», поскольку вписан в соглашение ВТО по TRIPS. В 2004 году средний срок жизни патента составил уже 19 лет. Все же, что выходит за рамки TRIPS, например фактическое расширение действия патентов на лекарства, США улаживает посредством подписания двусторонних соглашений о свободной торговле. Мне не известна ни одна экономическая теория, которая говорила бы, что 20 лет патентной защиты с социальной точки зрения лучше, чем 13 или 16, зато очевидно, что, с точки зрения держателей патентов, все как раз идет хорошо.

Поскольку защита прав на интеллектуальную собственность приводит к образованию монополии и соответствующему социальному ущербу, увеличение срока, разумеется, повышает потери общества. Продление срока, как и любое другое усиление защиты интеллектуальной собственности, означает, что люди больше платят за новые знания. Конечно, такие убытки можно оправдать, когда действия приносят новые знания (усиливая стимулы для инновации), но нет никаких доказательств того, что это действительно происходит, по крайней мере в достаточной степени, чтобы компенсировать увеличившийся ущерб от избыточной защиты. Поэтому надо тщательно разобраться, действительно ли нынешние сроки защиты интеллектуальной собственности имеют смысл, и при необходимости сократить их.

Одно из базовых предположений, из которых исходят при принятии законов о защите интеллектуальной собственности, состоит в том, что новая идея, которая поступает под защиту, того стоит. Вот почему все законы требуют, чтобы идея была оригинальной (отличалась «новизной» и «неочевидностью» на техническом жаргоне). Абстрактно говоря, это неопровержимо, но на практике все гораздо сложнее, во многом благодаря тому, что инвесторы имеют основания для лоббирования снижения планки оригинальности.

Например, как я уже говорил применительно к истории швейцарского патентного права, многие считают, что химические вещества (в отличие от процессов) не заслуживают патентной защиты, поскольку те, кто получил их, не сделали ничего действительно оригинального. Поэтому химические и/или фармацевтические вещества до 1960–1970-х годов в богатых странах вообще не патентовались — ни в Германии, ни во Франции, ни в Швейцарии, ни в Японии, ни в Скандинавии. В Испании и Канаде фармацевтические товары нельзя было запатентовать еще до начала 1990-х. До подписания соглашения по TRIPS в большинстве развивающихся стран тоже не выдавались патенты на фармацевтическую продукцию. Во многих из них такой практики не существовало никогда, в других, например в Индии и Бразилии, она имелась, но со временем была отменена (в Бразилии не патентовались и химические процессы).