Злые самаритяне. Миф о свободной торговле и секретная история капитализма - Ха-Джун Чанг

Даже если необходимость патентования продукта не вызывает сомнений, нет способа судить, насколько ценно новое изобретение. Например, когда патентным комиссаром США был Томас Джефферсон — довольно забавно, поскольку он был противником патентов (подробнее об этом позже), но это входило в его должностные обязанности государственного секретаря, — он постоянно отклонял заявки на малейших основаниях. Сообщается, что после того, как Джефферсон ушел с поста государственного секретаря, а следовательно, и патентного комиссара, число ежегодно выдаваемых охранных документов сразу выросло втрое. Конечно, едва ли объяснение кроется в том, что американцы внезапно стали втрое более изобретательными.

С 1980-х годов барьер оригинальности для патентов в Штатах существенно снизился. Профессора Адам Джаффе и Джош Лернер в своей книге о современном состоянии патентной системы США указывают, что документы, удостоверяющие исключительное право, теперь выдаются на самые очевидные идеи: здесь и интернет-шопинг «в один клик» от Amazon.com, и «запечатанные сэндвичи без корки» от продуктовой компании Smuckers, и «метод освежения хлеба» (фактически поджаривание черствых булок), и «метод качания на качелях» (который якобы «изобрел» пятилетний ребенок).

В двух первых случаях держатели патентов даже воспользовались предоставленными новыми правами и привлекли конкурентов к суду. В первом — ответчиками выступили barnesandnoble.com, во втором — небольшая кейтеринговая компания из Мичигана Albie’s Foods, Inc. Это явно крайние случаи, однако они отражают общую тенденцию к тому, что «проверки на новизну и неочевидность, которые призваны обеспечить выдачу патентной монополии только действительно оригинальным идеям, стали во многом неэффективными». Результат этого Джаффе и Лернер называют «патентным взрывом». Они фиксируют, как число выдаваемых в США патентов в период с 1930 по 1982 год росло на 1% в год. Затем патентная система была ослаблена, и с 1983 по 2002 год, когда выдача стала более либеральной, их число стало увеличиваться на 5,7% в год. Едва ли это связано с каким-то внезапным всплеском креативности американских граждан! Но какое дело остальному миру, если американцы выдают глупые патенты? Проблема в том, что новая американская система поощряет «кражу» идей, которые хорошо известны в других странах, особенно развивающихся, но не защищены законодательно именно потому, что так давно и хорошо известны. Это получило название «кражи традиционного знания». Лучший пример в этом отношении — патент, выданный в 1995 году двум индийским ученым из университета Миссисипи на медицинское использование куркумы, способность которой к заживлению ран известна в Индии уже несколько тысяч лет. Отменить патент удалось только благодаря запросу в американский суд Совета по сельскохозяйственным исследованиям, базирующегося в Дели. Этот патент остался бы в силе, если бы пострадавшая сторона была каким-нибудь небольшим и очень бедным развивающимся государством, не сопоставимым с Индией по человеческим и финансовым ресурсам, которые необходимы для таких судебных битв.

Какими бы шокирующими ни были примеры, последствия снижения планки оригинальности — это не главная проблема в существующем дисбалансе системы защиты прав интеллектуальной собственности. Серьезная трудность в том, что эта система стала скорее препятствием, чем стимулом для технологических инноваций.

Известно высказывание Исаака Ньютона: «Если я видел дальше других, то потому, что стоял на плечах гигантов». Он имел в виду, что идеи накапливаются кумулятивно. В спорах о патентах раньше этот аргумент приводился в пользу их отмены: если новые идеи возникают в результате интеллектуальных усилий многих людей, то как можно утверждать, что вся слава (и доход) должна доставаться человеку, который лишь нанес «финальные штрихи»?

Именно на этом основании Томас Джефферсон был против патентов. Он считал, что идеи «подобны воздуху», а следовательно, ими нельзя владеть (хотя вот во владении людьми он проблемы не видел — у него было множество рабов). Это внутренне присущая патентной системе проблема. Идеи — самый важный ресурс для появления нового. Но если идеи, которые нужны для разработки инноваций, находятся в собственности других, вы не сможете использовать их бесплатно. Таким образом, производство новых идей становится дорогостоящим делом. Более того, вы подвергаетесь риску преследования за нарушение патентов со стороны конкурентов, которые могут держать их на изобретения, подобные вашему. Судебные тяжбы не только приведут к тратам, но и помешают дальнейшей разработке спорной технологии. В этом смысле патенты можно считать скорее препятствием на пути технологического развития, чем стимулом к нему.

И действительно, иски по нарушениям авторских прав оказались главной помехой для технологического прогресса в таких отраслях американской экономики, как производство швейных машин (середина XIX века), самолетов (начало XX века) и полупроводников (середина ХХ века). Индустрия производства швейных машин (Singer и несколько других компаний) выступила с блестящим решением этой конкретной проблемы — предложила «патентный пул», в котором все компании перекрестно лицензируют свои патенты. В случае с самолетами (братья Райт против Гленна Кёртисса) и полупроводниками (Texas Instrument против Fairchild) соперничающие фирмы не смогли достичь компромисса, так что для создания патентных пулов пришлось вмешаться правительству США. Иначе в этих отраслях дальнейший прогресс был бы попросту невозможен.

К сожалению, проблема взаимосвязанных патентов в последнее время усугубляется. Патентуются все более и более крошечные решения, вплоть до отдельных генов. Тем самым увеличиваются риски того, что патенты станут препятствовать технологическому прогрессу. Недавний спор о так называемом золотом рисе очень хорошо иллюстрирует подобную ситуацию.

В 2000 году группа ученых во главе со шведом Инго Потрикусом и немцем Петером Бейером объявила о создании новой технологии генетической модификации риса, обогащенного бета-каротином (который в процессе пищеварения становится витамином А). Из-за естественного оттенка бета-каротина этот рис приобрел золотистый оттенок, поэтому и был назван золотым. «Золотым» его можно считать и потому, что для миллионов бедных людей в тех странах, где рис — основа рациона, потенциально он может стать источником важнейших питательных веществ. Рис обладает высокой пищевой ценностью и способен прокормить больше людей, чем выросшая на той же площади пшеница. Но в нем не хватает одного жизненно необходимого элемента — витамина А. Бедняки в странах, где рис служит основой рациона, обычно не едят почти ничего другого и в результате страдают от дефицита этого витамина.

Считается, что в начале XXI века дефицит витамина А затрагивает 124 миллиона человек в 118 странах Африки и Азии и с этим ежегодно связано 1–2 миллиона смертей, около полумиллиона случаев необратимой слепоты, а также миллионы случаев прогрессирующего глазного заболевания — ксерофтальмии.

В 2001 году Потрикус и Бейер совершили противоречивый поступок: продали технологию международной фармацевтической и биотехнологической фирме Syngenta (в то время AstraZeneca). Syngenta уже имела частичные законные права на эту технологию благодаря косвенному финансированию данного исследования в Евросоюзе. К чести двоих ученых, они жестко торговались, чтобы фермеры, зарабатывающие на золотом рисе менее 10 тысяч долларов в год, могли использовать технологию бесплатно. Но все равно некоторые посчитали неприемлемой продажу коммерческой фирме такой ценной технологии, направленной на общественное благо.