Приманка для мужчин - Тэми Хоуг

Медленно, осторожно он спустил ноги с кровати, откинул измятую простыню, встал, постепенно распрямляясь, и пошел к платяному шкафу, мягко ступая по ковру.

Наскоро приняв душ и побрившись, он влез в джинсы и рубашку, не обуваясь, бесшумно прокрался через прихожую в комнату Эми, приоткрыл тихо скрипнувшую дверь и с выпрыгивающим из груди сердцем заглянул внутрь. Эми спала. Лучик неяркого света, пробиваясь сквозь жалюзи, падал на ее лицо, юное и нежное, как у спящего ангела. Дэна пронзило острое чувство вины, смешанное с ужасом: он провел с дочерью не больше часа с тех пор, как она здесь, а ее отъезд в Лос-Анджелес неумолимо приближался.

Он тихо вошел в комнату, которую позволил Эми отделать по своему вкусу в ее первый приезд к нему. Стены здесь были оклеены обоями в букетиках фиалок, на полу лежал темно-пурпурный ковер. Мебель Эми выбрала белую, шторы и постельное белье — тоже белые, в кружав-чиках и оборочках. Не спальня, а девчоночья мечта. Протискиваясь между белым стульчиком с ажурной кованой спинкой и изножьем кровати, Дэн чувствовал себя слоном в посудной лавке.

Осторожно опустившись на краешек матраса, он потянулся отвести с щеки Эми длинную темно-каштановую прядь. Дочь что-то пробубнила во сне, почесала нос и повернулась на бок, но в следующий миг, будто почуяв его присутствие, открыла глаза и захлопала длинными ресничками.

— Привет, котенок, — улыбаясь, прошептал Дэн. — Я не хотел тебя будить.

Эми посмотрела на него, даже спросонья заметив глубокие складки усталости и напряжения у рта и темные мешки под глазами, села в кровати и, не сопротивляясь детскому желанию ласки, прижалась к отцу.

— Который час?

— Рано еще, — проворчал Дэн, привычно поглаживая ее по волосам, как и десять лет назад, когда она была совсем малышкой. — Мне пора на работу. Я просто решил зайти поцеловать тебя на прощание.

Эми с огорченным лицом откинулась на груду отороченных кружевом подушек.

— Ты слишком много работаешь. У Дэна кольнуло сердце.

— Прости, родная. Мне выбирать не приходится.

— Понимаю, — вздохнула Эми, сосредоточенно разглаживая на груди майку рейдеров с его номером. — Просто жалко, что так получается.

— Мне самому жалко. Взять бы отпуск на три недели и все время быть с тобой. Но надо сначала разобраться с этим делом.

— Ведь оно почти закончено? Миссис Крэнстон говорит, ты знаешь, кто это сделал, и осталось только его поймать.

— Поймаем. Может, уже сегодня. А я пораньше приду с работы, и мы с тобой погоняем мячик. Как тебе такое предложение?

Он улыбнулся, подумав об этом. То была еще одна традиция, которую установила сама Эми. Тогда ей было шесть, и она хотела быть мальчиком. Как-то она залезла в его чемодан с реликвиями, нашла там старый мяч, оставшийся после памятной игры восьмидесятого года, обеспечившей рейдерам репутацию непобедимых, и вышла с ним во двор, чтобы похвастаться перед соседскими мальчишками. В результате нечаянно разбилось окно гаража, разъяренная Трисси разогнала всех по домам.

Дэн и теперь помнил грустное личико дочки, когда пришел домой в тот день. Грязный сдутый мяч валялся у ее ног. Она сидела на крыльце, подперев голову руками, в ее глазах стояли непролившиеся слезы. Одна косичка у нее расплелась, потому что потерялась лента, а по носу размазалась смешанная со слезами грязь.

Она подняла к нему лицо с дрожащими от огорчения губами и сказала:

— Папочка, вот бы я была мальчиком. Ты бы со мной играл…

В тот вечер они играли во дворе, пока не зашло солнце, и Эми заснула в обнимку со старым и грязным футбольным мячом, а не с любимым тряпичным кроликом. Так началась традиция.

Увидев оживление на папином лице, Эми почувствовала себя просто ужасно, но ей стало еще хуже, когда улыбка медленно сползла с его губ.

— Пап, извини, я не могу, — выдавила она, показывая ему руки с длинными, тщательно накрашенными ногтями. — Мне нельзя ломать ногти: когда я вернусь домой, там сразу начинаются репетиции группы поддержки, а меня назначили лидером. Я лучше умру, чем пойду туда со сломанными ногтями, стыдно ужасно. А ведь я не просто лидер, это группа поддержки при команде университета. Мне надо выглядеть…

Она замолчала, уронила руки на колени, с бьющимся все сильнее сердцем наблюдая за реакцией отца. Он ничего не понял и обиделся, а обижать папу ей совершенно не хотелось. Он такой милый, но что же ей делать, если он никак не примирится с тем, что ей не вечно будет десять лет…

— Папочка, прости меня, — прикусив губу, прошептала она.

— Да ладно. — Дэн тряхнул головой, прогоняя оторопь, смущенный жалостью, с которой смотрела на него Дочка, состроил рожу и взъерошил Эми волосы, чтобы скрыть неловкость. Даже странно, почему так больно оттого, что уходит в прошлое еще один глупый ритуал.

— Значит, ногти, — проворчал он, обманным маневром прижав локтем голову Эми к своему боку, и свободной рукой начал щекотать ее под мышками. Она визжала хохотала, отбивалась, а Дэн пытался побороть растущее внутри тягостное чувство и доказать себе, что ничего страшного не произошло. Это только игра. А в футбол он на всю жизнь наигрался.

— Я понял: надо было в больнице обменять тебя на мальчишку.

— Да ну? — Эми наконец вырвалась, отскочила к изголовью и как щит выставила перед собой подушку. — Я, между прочим, в миллион раз лучше, чем какой-то там мальчишка!

— Да ну? — откликнулся Дэн, немного успокаиваясь. Это был еще один ритуал. — Кто сказал?

— Мой старик.

И швырнула в него подушку. Дэн поймал ее, бросил на кровать, встал, вздохнул, пригладил волосы.

— Мне пора.

Эми прошла к нему прямо по матрасу и чмокнула в щеку.

— Папочка, поймай его сегодня. А завтра поедем кататься.

Дэн рассеянно поцеловал ее в макушку и вышел из комнаты, размышляя, что подумали бы его избиратели, скажи он им, что этот довод подгоняет его сильнее, чем необходимость восстановить закон и порядок.

— Доброе утро.

Элизабет подняла голову от горы бумаг на столе. Странно, кто-то, кроме нее, уже на ногах в семь тридцать утра. Она сама пришла на работу в семь, чтобы в тишине и покое разобраться с расчетными книгами, пока Джолин не вернулась из Грэфтона. Там поменялся весь график, и экстренный выпуск запустили в печать только после полуночи. Джо позвонила и предупредила, что переночует в Грэфтоне, а обратно поедет рано утром.

Рич Кэннон стоял у двери, пытаясь выглядеть солидно, как полагается подающему надежды политическому деятелю. Его белая рубашка хрустела от крахмала, а на ней пылал тщательно повязанный кроваво-красный галстук. Интересное цветовое решение, подумала Элизабет, приподняв бровь. Рич терпеливо ждал, распространяя по кабинету запах дорогого одеколона, одетый с иголочки, с аккуратно подстриженными усиками и пошло-уверенной улыбкой. Несмотря на весь этот блеск, Элизабет не верилось, что он добьется чего-нибудь в политике: слишком ясно было видно, кто он такой. Бывший школьный кумир, стареющий и слегка потасканный. Хочет пронести свои былые лавры через всю жизнь, а лавры-то уже давно завяли и облетели.