Марш! Марш! Люди и лошади в наполеоновских войнах - Мурат Магометович Куриев

Еще эпизод, который описал в своих воспоминаниях английский офицер Джордж Лэндсли. Ситуация очень похожая, снова два кавалерийских разъезда встретились у реки. Лэндсли, отправившийся с книжкой отдохнуть в тени деревьев, наблюдал за происходящим. Никто из драгун не знал языка противника, англичане жестами пригласили французов выпить. Те охотно согласились и переправились через реку. Хорошо приложившись к фляжке с ромом, французский драгун, в чисто галльской манере, расцеловал хозяина фляжки. Не привыкший к подобному проявлению чувств британец возмутился. «Эй, парень, ты что, за девушку меня принял? А какие еще штучки ты собираешься отмочить?» За словом последовал удар, француз схватился за саблю. В этот момент хорошо знавший французский Лэндсли решил вмешаться. Объяснил «тонкости», выпили еще. Попрощались мирно и без поцелуев.

…В португальских и испанских городах британцы вели себя весьма корректно и были желанными гостями на светских мероприятиях. Без эксцессов, впрочем, не обходилось. Однажды один офицер устроил драку в борделе Лиссабона. Узнав об этом, Веллингтон написал гневное письмо его командиру, генералу кавалерийской бригады Слейду. В нем он требовал строго наказать виновного и подчеркивал, что «не видит ничего хорошего в посещении офицерами публичных домов».

Веллингтон вообще был крайне щепетилен в деликатных вопросах взаимоотношений его офицеров с женщинами. Подход простой: никаких проблем! Его самого вряд ли можно считать образцом добродетельности, романы у герцога были, и немало. Но при этом – без скандалов. Своей репутацией Веллингтон дорожил, репутацией армии – тоже. Отсюда происходила его щепетильность, которую, правда, многие считали ханжеством. Обычное дело.

Но никто и никогда не смог упрекнуть Веллингтона в том, что он вел себя не по-джентлъменски. Главное слово, почти религия. «Британская армия именно такая потому, что ее офицеры – джентльмены… Люди, которые не совершат бесчестный поступок… У которых в жизни есть нечто большее, чем репутация хорошего военного». Это джентльменство герцог всеми силами поддерживал, и оно – было. Правда, за дуэли на Пиренеях Веллингтон очень строго наказывал. Вот их, по сравнению с другими армиями, было крайне мало. Именно во время войны на Полуострове.

…«Обширные залы суворовского дома наполнены были блестящим обществом. Бездна ламп разливала яркий свет по всем комнатам. Музыка гремела. Прекрасные польки, вальсируя, амурно облокачивались на ловких, стройных гусар наших. Суворов до крайности избалован польками. За его прекрасную наружность они слишком уже много ему прощают; он говорит им все, что вспадет ему на ум, а на его ум вспадают иногда дивные вещи!»

Кавалерист-девицу Надежду Дурову в Мариупольский гусарский полк определил сам император Александр I. Полк входил в состав кавалерийской дивизии, которой командовал сын великого Суворова, Аркадий Александрович Суворов. Дивизия стояла в Польше. Суворову-младшему очень нравились балы и женщины, Надежде Дуровой – нет. У какого-то правила бывает единственное исключение. А мариупольцы, как и все кавалеристы, балы обожали. По причинам, которые даже объяснять не стоит.

«Бренчат кавалергардов шпоры…» За эти строки Пушкина часто упрекают. Дескать, ну какие шпоры? Как в сапогах с ними танцевать? Пушкиновед Юрий Лотман заступился за поэта и сказал, что Пушкин дает некий собирательный образ. Правы все. Специальная форма для особо торжественных балов была, у гвардейцев, в том числе кавалергардов, особые вицмундиры. Естественно, никаких сапог.

Но на так называемые домашние балы, а их было большинство и кавалеристы в основном посещали именно такие, приходили в сапогах. Бренчи сколько угодно, хотя правил имелось немало, существовал и особый бальный этикет. Про последовательность танцев и прочие тонкости мы говорить не будем. Кавалеристы приходили на бал развлечься, прежде всего – как раз потанцевать.

И познакомиться с женщинами, конечно. Однако никакие «вольности» на балах не допускались, общение регулировалось правилами. Так что на балах все, включая гусар, вели себя более-менее прилично.

Вообще круг развлечений сильно зависел от места дислокации. В этом смысле гвардейские части явно находились в привилегированном положении Петербург мог предложить многое – и балы, и театры, и рестораны. Заметим, что при тех ценах, которые существовали в начале XIX века, практически любой офицер мог позволить себе посещение столичного театра. За вход платили рубль медью, дороже стоили только первые ряда партера. Билет на маскарад тоже рубль.

Как уже говорилось, посещение ресторанов, даже «модных», было вполне доступным. Фаддей Булгарин вспоминал: «Отличный обед, с пивом, можно было иметь у Френцеля (на Невском проспекте, рядом с домом Строганова) и в трактире Мыс Доброй Надежды (где Физионотип, в Большой Морской), за пятьдесят копеек медью. За два и за три рубля медью можно было иметь обед гастрономический, с вином и десертом, у Юге (в Демутовом трактире), Тардифа (в Hotel de I’Europe, на углу Невского проспекта, в нынешнем доме Грефа, а потом в доме Кушелева) и у Фельета, содержателя маскарадов. Помню, что в маскараде за жареного рябчика платили по 25 и 30 копеек медью, за бутылку шампанского по два рубля!..Обыкновенное хорошее столовое вино продавали по сорока копеек и по полтине. Французских и английских товаров была бездна, и они продавались втрое дешевле, чем ныне продаются московские кустарные произведения…»

Дешевизна имела и негативные последствия. Доступность и разнообразие спиртных напитков не раз приводили к разной степени безобразия эскападам. Дракам, издевательствам над мирными обывателями. В последнем «искусстве» офицеры достигли небывалых вершин.

«В описываемое александровское время у молодых военных повес была великая страсть к так называемым “гросс-шкандалам” с немцами. Петербургские бюргеры и ремесленники любили повеселиться со своими семействами в трактирах на Крестовском острове, в Екатерингофе и “Красном кабачке”. Военная молодежь ездила туда как на охоту. Начиналось обыкновенно с того, что заставляли дюжих маменек и тетушек вальсировать до упаду, потом подпаивали мужчин, наконец, затягивали хором: “Freut euch des Lebens”, – упирая на слова “Pflucke die Rose”, – и пошло волокитство. А в конце концов обыкновенно следовала генеральная баталия с немцами». Упор на слова из популярной немецкой народной песни «радуйтесь жизни» и «сорвите розу» делался, разумеется, не случайно.

Кавалергард Сергей Волконский, герой войны 1812 года и будущий декабрист, много чего написал о развлечениях своих товарищей в начале XIX века. Назовете такое безобидным?

«Кроме нами занимаемой избы на берегу Черной речки, против нашего помещения была палатка, при которой были два живых на цепи медведя, да у нас девять собак. Сожительство этих животных, пугавших всех проезжих и прохожих, немало беспокоило их и пугало их тем более, что одна из собак была приучена по слову, тихо ей сказанному: “Бонапарт”, – кинуться на прохожего и сорвать с него шапку или шляпу. Мы этим часто забавлялись, к