Севастополь в огне. Корабль и крест - Юрий Суходольский

– Цепляются за углы, как блохи за кожух, – заявил Чиж, вынимая из скрюченных пальцев английского пехотинца горящий факел.

Пластуны быстро собирали оружие и патронные сумки. С обеих сторон коридора уже доносился топот множества ног.

Раздался залп. За стреляющими англичанами мелькнуло искаженное, закопченное огнем факелов лицо Ньюкомба. Но коридор был уже пуст. Пули ушли в темноту и защелкали, рикошетя от стен.

Севастополь, Крым

Даниил держал за шкирку перепуганного турка. Его голова, разбитая и завязанная платком, тряслась так, что феска то и дело сползала ему на глаза.

– Значит, говорит, налетели черные дьяволы, а потом провалились сквозь землю? – с удовольствием поглядывая на эту живописную пару, спросил Кухаренко.

Даниил стоял перед широким столом в горнице полковника. Он все еще был в том самом мешке, в котором защитники Севастополя выходили на свои знаменитые ночные вылазки.

– Так точно! – ответил Даниил и нахлобучил на лоб турка сползающую феску.

– Да ты его спроси, не знает ли он, кто там да что?

Даниил хорошенько тряхнул пленника и свирепо гаркнул по-турецки:

– Говори все, что знаешь, собака!

Турок что-то прохрипел в ответ.

Даниил, явно не удовлетворенный этими словами, стал трясти его так, что феска слетела ему под ноги, на глинобитный пол, по которому перебегали тени от свечей.

– Да погоди, Данила. Так ты ему последние мозги из башки вытрясешь! – сказал Кухаренко, поднял феску и нахлобучил ее обратно на дрожащую бритую голову турка.

Тот непрерывно переводил взгляд с Даниила, от которого явно не ждал пощады, на Кухаренко, с которым теперь связывал все свои надежды на жизнь. Он вдруг заметно ободрился от этого дружеского жеста огромного русского полковника.

– Наших ждали на батарее какие-то моряки, – начал переводить Даниил то, что сейчас услышал. – Теперь казаки в пещерах. Их там ловят, обещают много денег. Командует врагами какой-то англез.

– В штольни, что ли, они попали? Не пойму! Да ты спроси, этот англичанин, он офицер?

– Этот гяур офицер? – Даниил опять крепко тряхнул турка.

– Я его не видел. Говорят, он штатский, но все его боятся, – прошептал тот в ответ.

– Он штатский, но все его боятся, – перевел Даниил.

Кухаренко зашагал по горнице.

– Так. Ну и дела. Опять моряки! – проговорил он. – Зачем же Григорий Яковлевич им понадобился?

– Когда был с ними в горах, слышал, что они что-то взяли с корабля, но потом потеряли.

– Да что бы это могло быть? Если что важное, то он непременно сказал бы мне. Может, ракеты эти? Опять же черкес…

– Не знаю. Дозвольте этого пристрелить.

– Да ты с ума сошел! Это военнопленный! – заявил Кухаренко.

– Это турчин.

– Брось даже думать об этом! Мы ведь не нехристи какие!

– Дозвольте пристрелить! – упрямо повторил Даниил.

– Петр! – крикнул за дверь Кухаренко.

Вестовой вошел и вытянулся перед полковником.

– Забери сего турка и представь по команде.

– Слушаюсь!

Петр подошел к Даниилу и хотел было увести турка, но серб держал того правой рукой за рукав так, что даже пальцы у него онемели, и не отпускал.

– Вцепился в него, как клещ! Отставить! – сказал Кухаренко и сам взялся за турка.

Даниил разжал руку, и Петр повел пленного из комнаты. На пороге турку стало плохо, он споткнулся, вдруг поджал обе ноги и повалился на пол.

– Да вставай, басурманин. Не боись, не кокнут тебя, – проворчал Петр, вытаскивая турка из хаты.

– Садись! – сказал Кухаренко Даниилу и сам сел за стол. – Сейчас мы с тобой щец да о делах наших невеселых подумаем. А душегубствовать, это ты брось. Да снимай уж мешок свой. За рубахой твоей пошлем сейчас.

Но Даниил по-прежнему не сходил с места, будто все еще держал своего заклятого врага в руках.

– Они моему отцу голову пилой отхватили. Я сам, мама, сестра за оградой лежали, все видели. Отец поп был. Мама через два дня умерла.

Кухаренко перекрестился.

– Господи, прости нас! Что же это за люди такие!

– Турчины! Надо было пристрелить.

– Это ты брось! – прикрикнул на него Кухаренко. – Везде люди есть. Среди турок тоже.

Даниил недоверчиво покачал головой.

Петр шел по улице, широко размахивая руками по своей привычке. Лицо его вдруг осветилось улыбкой. У калитки, покусывая травинку, стоял Соломон. Петр явно был рад его видеть.

– Соломон, премудрая голова! Как тебя Господь милует? – сказал Петр, остановившись рядом с ним.

– Вашими молитвами. Далеко ли вы были?

– Турка по команде определял.

– Какого такого турка?

– Это дело довольно интересное, – начал рассказывать Петр. – Это его серб наш пленил. Видишь ли, с той батареей беда у нас вышла. Теперь у нас разбирательство, кто и как узнал.

– Много ли известно?

– Того не знаю, но сейчас господин полковник с нашим сербом совет держат и непременно это дело разрешат. Я вот тоже хожу, маракую.

– А что, Петр Алексеевич, не хотите ли пойти ко мне угоститься? Получил я сардины удивительные. Райское наслаждение! – Соломон поцеловал кончики пальцев.

– Это можно. Сейчас мне смена будет. Где же ты их, царь иудейский, раздобыл?

– Это мой маленький коммерческий секрет. Да и ром я получил, настоящий, ямайский.

Штольни между Балаклавой и Севастополем, Крым

Коридор штольни, по которому быстро уходили пластуны, неожиданно стал расширяться, а на стенах появился старинный кованый крепеж. Али поднял свой факел повыше и увидел, что у галереи появился ровный свод, облицованный темным камнем.

– Думаю, что это путь к выходу, – сказал Биля, осматриваясь.

– Дал бы Господь! Но у нас теперь и другие заботы есть, – проговорил Кравченко, взялся за ствол английского ружья, размахнулся и ударил прикладом о стену. Тот отлетел в сторону и гулко шлепнулся на камни. Чиж и Вернигора, которые несли на плечах по несколько таких же английских винтовок, сбросили их и сделали с ними то же самое.

– Щепу соберите, пригодится нам, – сказал Кравченко, поднимая с земли длинный, похожий на нож, осколок приклада.

Севастополь, Крым

Кухаренко уныло смотрел в старую, затертую газету, лежащую перед ним на столе. Они с Даниилом только что отобедали. Никифор поставил их миски одну в другую и собирался унести.

– Двадцать раз ее уж перечитал, – сказал Кухаренко и ткнул пальцем в газету. – Вот ежели бы кто привез свежих, то, ей-богу, озолотился бы. Надо Соломону сказать. – Полковник погрузился в чтение знакомых статей, но вдруг замер, а затем вскочил на ноги так резко, что повалил свой стул на пол. – Никифор, где Петр? – закричал он.