В бессердечном лесу - Джоанна Рут Мейер

Я повинуюсь, бегло оглядывая палатку и прислушиваясь к крикам и топоту с полигонов. До чего же приятно лежать здесь, под защитой от жестокого палящего солнца. Мне совсем не хочется уходить, но уже через минуту медсестра меня отпускает.

– Занимайся, но не перегружай себя, ладно? – говорит она, качая головой. – Готова поспорить, ты в жизни не пробегал и мили. Не стоит пытаться пробежать десять с первого же раза.

Я вспыхиваю, бормочу слова благодарности и выхожу на улицу.

После этого иду на другой полигон, где проводит бои на мечах юная стражница, с которой я встречался прошлой ночью. Ее зовут Линед, и она дочь командира Карис. Меня и дюжину других новобранцев учат правильной защитной стойке, работать ногами, наносить и отбивать удары тяжелыми деревянными мечами, пока у меня не отваливаются руки. Все становится еще хуже, когда мы меняем мечи на мушкеты и учимся заряжать, целиться и стрелять по тюкам сена, которые завешаны разукрашенной холстиной. В ушах звенит от выстрелов, а левое плечо нестерпимо болит из-за того, что мушкет снова и снова врезается в него при отдаче.

К тому времени, как Линед отпускает нас на обед, я не только уверен, что умираю, но еще и хочу этого. В столовой нас кормят похлебкой из чечевицы и черствым хлебом. Я погружаюсь в фантазии о том, как готовил бы сейчас на своей кухне, нарезал бы баранину с овощами для каула и кричал на Авелу, чтобы перестала разбрызгивать кашу во все стороны.

Днем и вплоть до самого ужина мы тренируемся ездить верхом и маршировать. После большинство солдат идут в баню, а остальные играют в карты в столовой, жалуясь на отсутствие времени, чтобы сходить в город и вернуться до закрытия ворот на ночь.

Я устало поднимаюсь по холму во дворец, следуя по протоптанной дорожке от тренировочного поля во двор кухни. Почему бы не начать поиски Авелы оттуда? Через парадную дверь мне все равно не войти.

За воротами во двор обеспокоенная служанка ощипывает кур.

– Молодой человек, если ты пришел поглазеть на моих девочек, можешь разворачиваться и шагать обратно в казарму! – строго сообщает она.

Я вспыхиваю, задетый ее предположением.

– Да не хочу я ни на кого глазеть.

– Значит, тебя прислали помочь? – Ее лицо проясняется. – У нас не хватает рабочих рук, а король устраивает пир каждый вечер! Нужно почистить гору картошки. Берись за дело!

Не успеваю я возразить, как она загоняет меня внутрь. Женщина не преувеличивала. Комната почти полностью завалена картошкой, которую чинно чистит бледная молодая служанка за огромной деревянной столешницей. По всей видимости, это кладовая, а в дверном проеме я вижу саму кухню, на которой суетятся повара. Когда я захожу, служанка поднимает взгляд, и ее глаза расширяются, а рука соскальзывает с ножа. Она вскрикивает, на пальце набухают капли крови. При виде пореза она приобретает чуть ли не зеленый оттенок и, кажется, вот-вот грохнется в обморок.

– Не волнуйся, это всего лишь небольшой порез, – спешно говорю я, хватаю чистую тряпку и прижимаю к ранке. – Даже не глубокий.

Ее дыхание учащается от паники. Я рву еще одну тряпку на полоски и туго обвязываю порезанный палец. Девушка прислоняется к столешнице, и мало-помалу к ней возвращается здоровый цвет лица.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

Она молча кивает, по-прежнему рассматривая меня круглыми глазами. Она симпатичная, хоть и бледновата, со светлыми волосами, выбившимися из-под чепца, и щедрой россыпью веснушек на носу. Синяя форма и белый фартук смотрятся слишком большими на ее худощавой фигуре.

– У меня есть немного времени, так что я могу помочь, – предлагаю я, нахожу свободный нож и берусь за гору картошки. – Но на самом деле мне нужно пробраться во дворец. Я кое-кого ищу. Покажешь мне, где служебный вход?

Она снова кивает и берет нож.

Мы чистим картошку дольше, чем я планировал; свет за окном постепенно тускнеет, а гора почти не уменьшилась.

– Спасибо за помощь, – благодарит девушка, когда я говорю, что мне пора. – Я могу провести тебя через кухню.

Она ведет меня через просторную прямоугольную комнату, где повара и слуги борются за место за четырьмя железными плитами и полудюжиной столешниц. К счастью, они слишком заняты, чтобы обратить на нас внимание.

– Тебе туда. – Она показывает на узкую лестницу из кухни.

– Спасибо, – улыбаюсь я. – Я, кстати, Оуэн.

– Я Бедвин. – Она зачем-то кланяется. – И спасибо, что перевязал мне палец. Я… не люблю кровь.

Я вздрагиваю от непрошеного воспоминания о пассажирах поезда, убитых в лесу. О маме, державшей свое сердце в руках.

– Я тоже, – киваю я и поднимаюсь по лестнице.

Хочу поискать хоть какие-то следы Авелы во дворце, но это сложнее, чем я думал. В коридорах снуют слуги и придворные, и каждый раз, заворачивая за угол, я боюсь столкнуться с королем. Стараясь не попадаться никому на глаза, шустро бегу по коридорам и прячусь за большими деревьями в горшках, от которых по коже пробегают мурашки.

Такое впечатление, будто король одержим Гвиден и ее лесом – свидетельства ее влияния повсюду, начиная с фресок и гобеленов, изображающих лес, и заканчивая напольными плитками с рисунками листьев. Ну и, конечно, деревья в горшках. Каждый этаж отображает какую-то новую часть леса: на одном дубы, на другом вязы, на третьем березы. От последнего я передергиваюсь.

В коридорах мигают эти жуткие электрические лампочки, от них гудит весь дворец. Они придают ему какую-то тревожную атмосферу, из-за которой я чувствую, будто по моей спине ползают насекомые.

Поднимаюсь почти до верхнего этажа, но не обнаруживаю никаких намеков на то, где может быть Авела. По крайней мере, теперь у меня есть общее представление, что где находится, и завтра я смогу продолжить свои поиски.

К тому времени, как я заползаю на свою жуткую койку в казарме, на небе давно сияют звезды. Мое изнуренное тело мгновенно погружается в сон, и мне снятся крики Авелы.

Я просыпаюсь от оглушительного рева треклятого горна и выползаю из койки, чтобы повторить все сначала.

Еще один день проходит в мучительной дымке, а вторая ночь поисков заканчивается катастрофой. Стража ловит меня на этаже с березами и тащит в кабинет Талиесина для наказания. Тот, кажется, раздражен, что приходится снова терпеть мою физиономию так скоро после предыдущей встречи. Почти не одарив меня взглядом, он равнодушно отмахивается и приказывает меня высечь.

В окне поезда размываются небеса и трава.

Я впиваюсь ногтями в сиденье.

Пытаюсь избавиться от страха.

Весь вагон грохочет и трясется,

будто может в любой момент сломаться