Бердичев - Фридрих Горенштейн

Рахиль. Как Христос с ферц, так она со своими историями. (Смеется.) Ты знаешь, что такое ферц, Виля? Это когда кто-нибудь навоняет.

Злота. А почему нельзя это рассказывать? Что я, анекдоты рассказываю? Я это видела своими глазами.

Рахиль. Я всю жизнь не любила анекдоты… Ты в Москве рассказываешь анекдоты?

Виля. Рассказываю.

Рахиль. Рассказывай, рассказывай, так ты останешься без куска хлеба… Я анекдоты не любила, но что ты думаешь, я елд, я ничего не понимаю?.. Тут у нас был в Бердичеве Свинарец, секретарь горкома, что когда была реформа в 47-м году, он покрыл долг старыми деньгами, чтоб не отдавать новыми. Так теперь он на пенсии. Ты бы видел, какой у него двухэтажный дом, какая мебель из Чехословакии. И сыну он построил дом. А Ленин тащил из карманов куски хлеба и ел их… Кабинет у Ленина был красивый, но что было в этом кабинете? Он и кошка. Когда Ленин лежал больной, так Крупская читала ему детские сказки… Что ты думаешь, я глупая, я не понимаю?.. Я помню, что делалось здесь в 29-м году во время коллективизации. И когда в 37-м году Капцана должны были арестовать, так он быстро уволился с работы и уехал в Чуднов. (Звонок в дверь.) Что это еще за сумасшедший идет? Злота, ты сиди… Я всегда боюсь, что она пойдет открывать дверь и зацепится и себе что-нибудь побьет.

Виля. Я открою. (Идет и возвращается с мальчиком, который держит в руках лист бумаги.)

Рахиль. Вусы, ингеле? Что такое, мальчик?

Мальчик. Подпишите.

Рахиль. Что такое я должна подписать? Я ничего не подписываю.

Мальчик. Подпишите… Свободу патриотам Испании.

Рахиль. Что, что? Что-то я не понимаю.

Виля (смеется). Ты должна подписаться, чтоб из испанских тюрем выпустили патриотов.

Рахиль. Так у вас в Москве тоже ходят такие мальчики? У нас первый раз… Кто тебя послал, мальчик?

Мальчик. Учительница.

Рахиль. И мама тебя пускает так поздно ходить?

Мальчик. Я не успел днем собрать все подписи, я был на тренировке. Мне надо три дома обойти.

Рахиль. А шейн ингеле… Красивый мальчик… Как твоя фамилия?

Мальчик. Иванов.

Рахиль. Ой, это же твой дедушка работает в промкооперации заготовителем скота. (Смеется.) Это Хаима Иванова внук. Виля, я тебе про них рассказывала, про эту семью… Это про ту, что приехала с курорта.

Злота (подходит с паспортом). Я когда-то сама ходила на участок, а теперь мне ноги болят. До войны я в шесть часов утра уже была на участке.

Рахиль. Куда ты идешь с паспортом?.. Ты думаешь, это выборы?

Злота. Как, это не голосование?

Рахиль (смеется). Она привыкла… Ей все заносят домой… Даже бюллетень по голосованию ей заносят домой и коробку, куда его надо бросить… А если бы ты жила при капитализме, об тебе бы никто не заботился. Ты сама должна была бы идти на голосование.

Злота. Смейся, смейся… Я такая больная… Я ходила на выборы, в шесть утра я уже была на участке, а теперь я не могу…

Рахиль. Нет, что-то мне эта история не нравится… Я пойду во двор к Дуне узнать, или она подписала.

Злота. Мальчик, на тебе коржики.

Мальчик (берет коржики). Спасибо, бабушка…

Злота (обиженно). Почему я бабушка? Я тетя. Что ты мне говоришь «бабушка»! Я тебе дала коржики, а ты мне говоришь «бабушка».

Рахиль (Виле). Вот ты имеешь… Ой, от нее невозможно выдержать… Мальчик, идем, я у соседей узнаю… Если они подписали, так и я подпишу… Идем… (Уходят.)

Злота (смотрит фотографию на своем паспорте). Ой, здесь фотография моя, может, лет двадцать назад. Я очень постарела. (Плачет.) Я ничего не могу кушать. Что бы я ни покушала, мне кисло во рту… Ой, если б ты мне не помогал и если б не Рахиль, я б давно была на том свете… Рахиль очень хорошая, но она слишком быстрая…

Виля. Когда она тебе покупает, как и раньше, берет лишнее?

Злота. Сколько она там берет?.. Пятнадцать-двадцать копеек… (Смеется.) Она иначе не может… Иногда она мне одалживает деньги и хочет заработать на своих собственных деньгах… Колбаса стоит два пятьдесят, она говорит: два шестьдесят… Или за маргарин берет с меня лишние пять-шесть копеек… Она должна выгадать, это ей нравится… Но это же моя единственная сестра, пусть она получает удовольствие, на здоровье… (Смеется.) Она думает, что я не понимаю, сколько стоит колбаса…

Возвращается Рахиль.

Рахиль. Я таки не подписала… Пусть Дуня подписывает, пусть все подписывают… Откуда я знаю, что это за патриоты Испании? Пусть с этой бумагой придет кто-нибудь из исполкома, тогда я подпишу… Что ты смеешься, Виля?

Виля. Я не смеюсь. (Смеется.)

Рахиль. Смейся, смейся надо мной… Ты хойзекмахер… Насмешник… Над всеми он смеется… Смеется над Рузей, смеется над Люсей, над Петей, над Мариком, над Гариком, над Аллой, над Ладой…

Злота. Боже мой, боже мой, она уже опять хочет крики…

Рахиль. Ша, Злота, какие крики… Кроме тебя, здесь никто не кричит… Виля, что ж ты не пьешь чай? Покушай что-нибудь…

Виля. Я не голоден…

Рахиль. Не хочешь, так не надо…

Злота. Он устал. Иди спать, Виля… Сделать тебе на утро котлеты из куриного бейлека?

Рахиль. Разве он знает, что такое бейлек?

Виля. Знаю. Я ведь еврей. Бейлек — это белое мясо курицы.

Рахиль. Ой, он таки знает… Ты иногда берешь в столовой котлеты? Ой, я люблю котлеты из столовой.

Злота. Фэ, они же делаются из свиной…

Рахиль. Ну, я не религиозная…

Злота. Я тоже не религиозная, но свиное мне воняет в нос…

Рахиль. Виля, а про что ты говорил с этим Овечкисом? Что-то я не поняла.

Злота. Что ты вспомнила, он хочет спать… Идут они все к черту.

Виля. Про что я говорил? Я говорил, что вы свой бердичевский дом сами себе сложили из обломков библейских камней и плит, как бродяги складывают себе лачуги из некогда роскошных обломков автомобилей и старых вывесок… А Овечкис живет в чужих меблированных комнатах… Но скоро весь Бердичев переедет тоже в меблированные комнаты, а библейские обломки снесут бульдозерами…