Секретные бункеры Кенигсберга - Андрей Пржездомский

Елена Евгеньевна рассказывала мне, что от нескрываемой неприветливости жены Зонненшайна у нее остался какой-то осадок, но встреча с немцем была необходима, и теперь уже ничто не должно было помешать ей состояться. Они долго искали среди однотипных кирпичных зданий нужный корпус клиники, а затем и палату, где лежал Пауль Зонненшайн. Когда, постучавшись, вошли в комнату, он с широкой улыбкой и явно демонстрируемым радушием пригласил «гостей из Калининграда» сесть к столу. Как ни странно, фрау Зонненшайн оказалась здесь же. И по тому, с каким напряженным вниманием она следила за посетителями, было видно, что визит ей явно не по душе. Больше в палате никого не было. И что уж совсем странно, в продолжение более чем двухчасового разговора никто даже не заглянул в дверь, будто больные, сговорившись, решили не мешать беседе. А судя по пустым кроватям, здесь обитали еще, по меньшей мере, три человека.

Беседа проходила в доброжелательном тоне, немец подробно отвечал на вопросы. Однако было заметно, что он тщательно подбирает слова и продумывает ответы. Несколько раз, когда гости задавали вопросы, касающиеся местоположения бункера с камерами-нишами под универмагом «КЕПА», возникало легкое беспокойство в его глазах. Но он быстро справлялся с замешательством и отвечал, не выходя за рамки уже сообщенной им информации. Личная встреча с Зоннешнайном практически ничего не добавила к тому, что уже было известно с его слов. При этом он не раз упомянул содержание присланной им в Калининград вырезки из газеты «Нойес Дойчланд» и весьма снисходительно охарактеризовал сообщенные им ранее сведения. Он, как бы извиняясь, сказал, что в 1944 году ему было всего лишь шестнадцать лет, а каждый юноша в этом возрасте обладает, как правило, незаурядным воображением. И только при прощании Пауль Зонненшайн мимоходом произнес фразу, смысл которой тогда уловить не удалось, и лишь спустя некоторое время она показалась ключом к разгадке столь резкой перемены в поведении бывшего добровольного помощника в поисках Янтарной комнаты. Он сказал: «А вообще-то мне посоветовали поменьше болтать, так как я могу еще кое-кому пригодиться».

Уже потом в Калининграде, когда обсуждались результаты поездки в ГДР, Елена Евгеньевна задумалась над загадочной фразой, сказанной немцем в палате вернигеродской клиники. Кто мог посоветовать ему «поменьше болтать»? И кому Пауль Зонненшайн, сорокасемилетний бюргер из маленького городишка на самой границе ГДР, мог в этом смысле «пригодиться»? К сожалению, ответы на эти вопросы получить не удалось. Оставалось лишь предположить, что откровенность Зонненшайна кого-то задела за живое. В действиях бывшего инстербуржца неизвестные люди с нацистским прошлым, а может быть, какие-то другие силы, могли усмотреть «предательство немецких национальных интересов». И совсем неважно, что речь шла о награбленных гитлеровцами ценностях. Так просто отдавать их «в руки русских» эти люди не хотели. А способов воздействовать на «предателя» у них имелось немало. Сразу после войны это были зверские убийства, чинимые фанатиками из «Вервольфа» или специальных диверсионных групп, оставляемых на территории Восточной Пруссии немецко-фашистским разведывательным органом «Татост-1». В пятидесятые годы аналогичные функции принял на себя располагавшийся в Западном Берлине «Следственный комитет свободных юристов», сотрудники которого хотя и не убивали никого, но осуществляли кампании морального террора в отношении тех немцев, которые, по их мнению, переступили черту предельной лояльности к «Советам» и новой власти в бывшей восточной оккупационной зоне. Сотни писем-угроз получали в те годы жители Восточной Германии, помогавшие представителям нашей страны ликвидировать тяжелое и взрывоопасное наследие войны, особенно те граждане, которые способствовали розыску гитлеровских военных преступников, материалов архивов службы безопасности и похищенных гитлеровцами ценностей музеев и библиотек. Думается, что даже в семидесятые годы имелось немало влиятельных сил, и не только за пределами Восточной Германии, которым было достаточно сделать легкий, но недвусмысленный намек, чтобы вынудить какого-нибудь «слишком разболтавшегося» субъекта устраниться от дальнейшей помощи Советскому Союзу. Так или иначе, но не вызывало сомнений, что на Пауля Зонненшайна было оказано давление, в результате чего он отказался участвовать в розыске Янтарной комнаты, воспользовавшись первым попавшимся правдоподобным предлогом вроде публикации в газете «Нойес Дойчланд». Впрочем, это, конечно, не означает, что «морская версия» исчезновения Янтарной комнаты не имеет права на существование. Но она — предмет отдельного повествования.

Интересно, что спустя два года после памятной встречи в Вернигероде Зонненшайн все-таки соблаговолил ответить на одно из писем Стороженко, в котором содержались дополнительные вопросы к нему. По существу ничего не добавляя к уже сообщенному ранее, он ввел в свой ответ такой абсурдный пассаж, что любой здравомыслящий исследователь не мог бы не усомниться в правдоподобности новой информации. В ответ на вопрос Стороженко о том, кто присутствовал непосредственно при упаковке ценностей в замке, Пауль Зонненшайн, что называется, не моргнув глазом, сообщил: «Во время работ в замке присутствовали гаулейтер Кох, генерал Ляш и владелец ресторана „Блютгерихт“ Пауль Файерабенд». Нам представляется, что нет даже нужды опровергать этот явный вымысел, который, скорее всего, был навеян опубликованной к тому времени за рубежом книгой Кролевского «История Янтарной комнаты» или другими многочисленными публикациями на эту тему. Подобная информация, очевидно, имела одну цель — окончательно подорвать доверие к Зонненшайну и заставить поисковиков отказаться от проработки версии, связанной с сокрытием ценностей в бункере под универмагом Кёнигсбергского торгового дома стандартных цен.

После всего случившегося интерес к объекту в районе бывшей площади Бюттельплатц действительно заметно ослаб. Правда, в 1977 году экспедиция провела целую серию ручных буровых работ в здании фабрики, но отсутствие результата только увеличило количество скептиков. Через четыре года была предпринята попытка обследовать двор швейной фабрики биофизическими методами, но бурение в точках выявленных аномалий так ничего и не дало.

Резкое изменение позиции Зонненшайна, заставившее усомниться в достоверности сообщаемых им сведений, и практически полное отсутствие каких-либо реальных результатов в работе экспедиции привело к тому, что поисковый объект, получивший в 1972 году наименование «Универмаг КЕПА», постепенно превратился из первоочередного в абсолютно неперспективный.

Из Заключения Калининградской экспедиции. 1983 год

«В результате проведенного комплекса исследовательских и производственных работ заявление П. Зонненшайна не получило своего подтверждения. Можно предположить, что отрицательный ответ отчасти является результатом того, что площадь под зданием бывшего универмага обследована на недостаточную глубину. Более тщательное ее обследование можно провести с помощью межскважного просвечивания, которое, однако, требует больших материальных затрат порядка нескольких сот тысяч рублей, поэтому проведение его без достаточного документального подтверждения о захоронении разыскиваемых ценностей на объекте, видимо, представляется нецелесообразным».

А вслед за этим заключением был составлен обстоятельный отчет экспедиции о всех проведенных работах с безнадежным и обидно часто повторявшейся фразой: «Объект представляется в Комиссию на закрытие».