Mayday. Я влюбляюсь - Катя Саммер

Второй пилот жалобно заскулил, раскачиваясь взад-вперед. А всегда изображал из себя такого брутального мачо.

Командир тотчас настроил связь с землей.

– Говори, – приказал он.

И Ника рассказала все. Перечислила каждый проводок.

К концу повествования осталось четыре минуты с хвостиком, хоть и старалась говорить быстрее. Начались переговоры. Но когда командир озвучил оставшееся в их распоряжении время, повисла тишина, которая ясно дала понять – рассчитывать они могли только на себя.

Озарение пришло, когда не ждали. К Нике оно ворвалось в сознание с двумя нулями рядом с цифрой четыре на экранах. Пошла на убыль четвертая оставшаяся минута, и она снова услышала тихий шершавый голос, вещавший свою правду.

…ты можешь

размышлять о вечности

и сомневаться в непорочности

идей, гипотез, восприятия

произведения искусства,

и — кстати — самого зачатия

Мадонной сына Иисуса…

Ника чуть не захлебнулась догадкой.

Фанатик Бродского…

Он так и не обратил свой взор к небу…

Обрывочные фразы из воспоминаний загудели в голове.

Стихотворение на ее телефоне. Это же точно был Бродский! Она же изучала его творчество в институте! И как не вспомнила раньше?

Руки задрожали с новой силой – она здесь неслучайно. Она – ключ. У нее есть ключ. Точнее, был, пока она не удалила его из айфона.

А-а-а!

Тот самый случай, когда ругаться хотелось невыносимо. Ника прикусила язык, попыталась напрячь мысли, чтобы вспомнить. Не обращала внимания на уставившихся на нее пилотов. Она пробовала расшевелить извилины, встряхнуть память, ведь точно знала – в тексте был год. Четыре цифры. Не просто так. Она уже не верила в совпадения. Кто-то играл с ней, с ними.

– Вы можете найти стихотворение? – обратилась девушка к диспетчеру по микрофону. – В «Гугл»? Или как-нибудь еще? У нас чуть больше трех минут, и это единственная зацепка. Черт, я не помню, как там было точно. Помню Женеву, помню… взор, что ли, к небу. Это Бродский.

– Нашел! – спустя всего несколько секунд вскрикнул диспетчер. – Стих об испанце Мигуэле Сервете, еретике, сожженном…

– Конец! – перебила Ника мужчину. – Нужны цифры в конце, год.

– Так.

Он зачитал последние строки.

…Он,

Изучавший потребность

и возможность

человека.

Человек, изучавший Человека для Человека,

Он так и не обратил свой взор

к небу,

потому что в 1553-м году,

в Женеве,

он сгорел между двумя полюсами века:

между ненавистью человека

и невежеством человека.

– Есть!

Ника сорвалась с места, еще не дослушав до конца.

Сейчас в ее голове засел образ малышки Миры, такой взрослой и красивой. И как она справится со всем в этом безумном дивном мире без старшей сестры?

1-5-5-3. 1-5-5-3. Она повторяла про себя, как мантру. 1-5-5-3.

В хвост добежала пулей. Свалилась на пол, не почувствовав, что разбила коленку. В ушах звенело, кровь кипела, челюсть сводило от того, как были стиснуты зубы. Руки у девушки тряслись. Сильно. Но она нажимала кнопки.

Оставалось чуть больше минуты.

1-5-5-3.

Последняя тройка загорелась в окошке, и код исчез. Его приняли! Но Ника не успела обрадоваться – один из крестиков замигал вновь.

Твою мать!

– Твою мать! – озвучил Игорь за ее спиной.

Время продолжало утекать. 40 секунд, 39, 38, 37… 32.

Нажать наугад?

Если бы сейчас от выбора Ники зависела только ее жизнь, может быть, она бы так и сделала. Но нет, не имела права. Не здесь.

Девушка снова задрожала, схватилась за голову, перебирая мысли одну за другой. Чувствовала, чувствовала, что близко, где-то рядом. Что доносилось ей вслед, когда она убегала из кабины?

…Он так и не обратил свой взор к небу, потому что в 1553-м году, в… да хрен его знает где! А-а-а! Что дальше? Он сгорел между двумя полюсами… Да! Межу двумя! Двумя!

Ника нажала двойку, когда оставалось всего девять секунд.

Восемь, семь…

Алик подхватил ее за талию, развернул и прижал к себе. И Ника, больше не сдерживаясь, разрыдалась.

Она не плакала, ревела, будто все барьеры пали. Ревела громко, заливисто. Потому что все закончилось. Экраны замерли на шести секундах.

На несколько минут Маша Чехова, будучи резервным бригадиром, взяла бразды правления в свои руки – усадила пассажиров, навела порядок в салоне. Девчонка оказалась непробиваемая, Ника даже не ожидала. Кажется, и Игорь был удивлен. Смотрел на нее, как на сокровище, неприкрыто восхищался. И на кой черт, говорится, бросал ее?

– Тише, тише, моя храбрая маленькая женщина, – сладко шептал Алик на ухо, гладя Нику по голове, целуя лицо и волосы.

Он вспоминал, как гнал на предельно возможных скоростях, как орал на «Сири», когда та не могла найти информацию по нужному рейсу. Вспоминал, как проснулся в одиночестве, и на короткий миг его мир рухнул. Боже, как он боялся, что Вера не примет те чувства, которыми пылала ночью, что спишет все на опасность, страх, временное помутнение рассудка или бог только знает еще на что.

Нет, он всегда любил ее, не нуждаясь в ответном чувстве. Много лет к ряду. Загнал ее на самую кромку души, чтобы меньше тосковать по ней, потому что знал – совсем забыть не получится никогда. Он соглашался с таким раскладом каждый день, пока… пока она не зажгла его. Пока не поцеловала, не простонала его имя. Теперь, единожды вкусив, ощутив своей, он больше не сможет ее отпустить.

Динь-дон.

В их крохотный мир ворвался посторонний звук. Ника в последний раз всхлипнула и подняла трубку.

– Пятнадцать минут до посадки, – сообщила Маша, и ее тон был далек от спокойного.

Ну что еще?

– На Южный опускается густой туман, ближайшие аэропорты тоже закрыты, до других не дотянем. Командир обещал сделать все возможное, но… полностью топливо выработать не получится, иначе не успеем сесть. Видимость прогнозируют нулевую. Нужно готовиться к аварийной посадке.

NF – Can you hold me (feat. Britt Nicole)